К.Маркс, Ф.Энгельс. Сочинения, том 22

ПЕЧАТАЕТСЯ
ПО ПОСТАНОВЛЕНИЮ
ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА
КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ
СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

ИНСТИТУТ МАРКСИЗМА-ЛЕНИНИЗМА ПРИ ЦК КПСС

К. МАРКС
и
Ф. ЭНГЕЛЬС

СОЧИНЕНИЯ

Издание второе

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Москва 1962

К. МАРКС
и
Ф. ЭНГЕЛЬС

ТОМ
22

ПРЕДИСЛОВИЕ

Двадцать второй том Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса содержит произведения Энгельса, написанные в 1890-1895 гг., в последние годы его жизни.

Эти годы относятся к завершающему десятилетию в истории домонополистического капитализма. На рубеже XIX и XX веков капитализм вступил в империалистическую стадию развития. Характерными чертами последнего десятилетия прошлого века являлись быстрый рост капиталистических монополий, усиление колониальной экспансии и борьбы капиталистических держав за территориальный раздел мира, ухудшение положения широких слоев трудящихся города и деревни. Углубление противоречий капитализма сопровождалось повсеместным обострением классовой борьбы. Интенсивно шел процесс собирания сил пролетариата, всесторонней подготовки его к новым революционным боям.

Первая половина 90-х годов ознаменовалась дальнейшими успехами марксизма, все большим распространением его вширь. Как указывает В. И. Ленин, к 90-м годам победа марксизма в рабочем движении «была в основных своих чертах завершена» (В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 15, стр. 18). В ряды международной армии социалистов вступали все новые отряды.

Возникли болгарская, венгерская, польская, румынская и итальянская социалистические партии, образовалась Независимая рабочая партия Англии и т. д. В новый, пролетарский период вступило революционное движение России, где создавалась почва для возникновения боевой марксистской партии, основание которой связано с именем В. И. Ленина.

ПРЕДИСЛОВИЕ VI

Наряду с ростом влияния марксизма в рабочем движении наблюдалось значительное усиление оппортунистических тенденций, связанное с притоком в ряды пролетариата мелкобуржуазных элементов, образованием рабочей аристократии, воздействием на рабочий класс буржуазной идеологии. В социалистических партиях, в первую очередь в германской социал-демократии, самой влиятельной партии Второго Интернационала, активизировались два основных оппортунистических направления - «левое», сектантское, и открыто оппортунистическое, реформистское, которое к концу XIX века приняло форму ревизионизма - прямого призыва к пересмотру революционных основ марксистского учения.

В этих условиях пропаганда марксизма, защита его от извращений и вульгаризации, борьба против попыток господствующих классов расколоть с помощью оппортунистов рабочее движение, разложить его изнутри приобретали исключительную важность, составляли насущную задачу революционных марксистов.

Неоценимое значение для социалистического движения имела в то время теоретическая и политическая деятельность Энгельса. Несмотря на свой преклонный возраст, Энгельс напряженно и плодотворно трудился над- дальнейшим развитием и пропагандой марксистской философии, политической экономии, научного коммунизма. Огромный вклад он внес в разработку программы, стратегии и тактики пролетарских партий.

В последние годы жизни Энгельса важнейшей частью его научной деятельности была подготовка к печати рукописи III тома «Капитала», а также переиздание «Манифеста Коммунистической партии» и других произведений Маркса и его собственных. Одновременно с работой над III томом «Капитала» Энгельс подготовил четвертое немецкое издание I тома (1890), а затем второе немецкое издание II тома (1893). Четвертому изданию I тома «Капитала» Энгельс предпослал специальное предисловие, в котором дал достойную отповедь буржуазным экономистам, пытавшимся дискредитировать Маркса как ученого, оклеветать его, обвинив в научной недобросовестности и преднамеренной фальсификации используемых источников (см. настоящее издание, т. 23, стр. 35-40). Разоблачению подобных вымыслов Энгельс посвятил специальную работу - «Брентано contra Маркс», публикуемую в настоящем томе. Эта работа, в которой вскрывается буржуазно-апологетическая сущность взглядов кате дер-социалистов, выступивших с клеветническими нападками на марксизм, показывает, с какой

ПРЕДИСЛОВИЕ VII

страстностью Энгельс защищал и оберегал имя и литературное наследие своего великого друга.

Огромный труд вложил Энгельс в подготовку к печати рукописи III тома «Капитала», вышедшего в свет в конце 1894 года. Он видел в нем мощное идеологическое оружие в руках социалистических партий. Третья книга, писал Энгельс Бебелю, «превосходна, блестяща.

Это поистине неслыханная ломка старой экономической науки. Лишь теперь наша теория приобретает несокрушимый фундамент, и мы получаем возможность победоносно бороться с любым врагом» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 1 изд., т. XXVII, стр. 459). В предисловии к этому тому Энгельс дал решительный отпор вульгарным буржуазным экономистам, которые, стремясь опровергнуть основы экономического учения Маркса, измышляли различного рода «противоречия» между открытыми Марксом законами, действующими в капиталистической экономике (см. настоящее издание, т. 25, ч. I, стр. 3-26). Важным вкладом в марксистскую политическую экономию являются написанные Энгельсом «Дополнения к третьему тому «Капитала»», состоящие из двух работ: «Закон стоимости и норма прибыли» и «Биржа».

Из публикуемой в настоящем томе заметки «О четвертом томе «Капитала» Маркса» явствует, что Энгельс намеревался издать рукопись «Теории прибавочной стоимости» как четвертый, заключительный том основного труда Маркса. Смерть, однако, помешала Энгельсу осуществить это намерение, как и другие весьма обширные творческие планы.

Ряд вошедших в том работ свидетельствуют о том, что в процессе подготовки к печати III тома «Капитала» Энгельс внимательно следил за происходящими экономическими процессами и стремился в той или иной форме их обобщить. Он с редкой проницательностью подметил некоторые существенные изменения в капиталистической экономике.

Важное высказывание Энгельса по этому вопросу содержится в его работе «К критике проекта социал-демократической программы 1891 года». Энгельс здесь обращает внимание на изменившиеся формы организации капиталистического производства при сохранении и усилении его эксплуататорской сущности, а именно на распространение акционерных обществ и особенно трестов, «которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности» (см. настоящий том, стр. 234). В. И. Ленин подчеркивал, что в этом высказывании подмечена основная черта складывавшейся новой стадии капиталистического развития - превращение капитализма в монополистический капитализм. Особенно ценными Ленин

ПРЕДИСЛОВИЕ VIII

считал эти указания Энгельса для опровержения буржуазно-реформистских утверждений, «будто монополистический или государственно-монополистический капитализм уже не есть капитализм, уже может быть назван «государственным социализмом» и тому подобное» (В.

И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 25, стр. 414).

В статье «Президентские выборы в Америке» Энгельс отмечает значительный удельный вес в американской экономике картелей и трестов, разоряющих мелких производителей и беспощадно эксплуатирующих трудящиеся массы. С усилением роли монополий связывал Энгельс и небывалое обострение конкурентной борьбы на мировом рынке между капиталистическими державами, в частности между США и Англией. Энгельс предсказывал также обострение борьбы на мировом рынке между США и Германией, для которой американская конкуренция «будет куда ощутимее английской» (см. настоящий том, стр. 348).

Мысль о все возрастающих темпах развития молодых капиталистических стран - США, Германии, стремящихся вытеснить Англию с мирового рынка, Энгельс проводит также в предисловиях к английскому и второму немецкому изданию своей работы «Положение рабочего класса в Англии». Он называет здесь США и Германию грозными соперниками Англии, которые «все более и более подрывают промышленную монополию Англии. Их промышленность молода сравнительно с английской, но она растет гораздо более быстрым темпом» (см. настоящий том, стр. 275). В этих предисловиях Энгельс отмечает приближающееся завершение захвата «свободных» рынков сбыта капиталистическими государствами и обусловленный этим рост противоречий между ними. Энгельс указывает, что «теперь новые рынки с каждым днем становятся все большей редкостью, так что даже неграм в Конго навязывают цивилизацию в виде бумажных тканей из Манчестера, глиняной посуды из Стаффордшира и металлических изделий из Бирмингема» (см. настоящий том, стр. 283).

Подмеченные новые явления в капиталистической экономике Энгельс считал одним из источников обострения свойственных капиталистическому обществу антагонизмов, причиной грозящих ему новых, невиданных еще по своим масштабам экономических потрясений.

Так, в заметках «О некоторых особенностях экономического и политического развития Англии» Энгельс пророчески говорит о назревании в капиталистическом мире гигантского кризиса. Это предвидение Энгельса оправдалось с наступлением в начале XX века первого экономического кризиса эпохи империализма.

ПРЕДИСЛОВИЕ IX

Ряд произведений, вошедших в том, характеризуют Энгельса как страстного пропагандиста экономического учения Маркса. В связи с завершением работы над III томом «Капитала» и предстоявшим выходом его в свет Энгельс пишет для партийной печати статьи ««Капитал»

Маркса. Третий том» и «О содержании третьего тома «Капитала»», в которых в доступной для массового читателя форме раскрывает значение всех томов гениального произведения Маркса. С целью распространения экономических знаний среди рабочих Энгельс подготовил новое немецкое издание популярной работы Маркса «Наемный труд и капитал» (вышло в свет в 1891 г.). Готовя это издание для массового читателя, Энгельс внес в текст некоторые изменения и дополнения, для того чтобы привести содержание работы, опубликованной в 1849 г., в соответствие с последующим развитием Марксом его экономического учения в «Капитале».

Публикуемое в томе введение Энгельса к этому изданию является образцом глубоко научной и в то же время популярной марксистской литературы для рабочих. На конкретных примерах Энгельс показывает весь механизм эксплуатации капиталистом рабочего, процесс образования прибавочной стоимости, подводит читателей к пониманию антагонистического характера классовых отношений в капиталистическом обществе, раскрывает действие открытого Марксом закона абсолютного и относительного обнищания рабочего класса при капитализме. Антагонистическое классовое общество, подчеркивает Энгельс, неизбежно будет заменено новым общественным строем, «при котором исчезнут современные классовые различия и при котором - по-видимому, после короткого, связанного с некоторыми лишениями, но во всяком случае очень полезного в нравственном отношении переходного времени - средства для существования, пользования радостями жизни, получения образования и проявления всех физических и духовных способностей в равной мере, со все возрастающей полнотой будут предоставлены в распоряжение всех членов общества благодаря планомерному использованию и дальнейшему развитию уже существующих огромных производительных сил, при одинаковой для всех обязанности трудиться» (см. настоящий том, стр. 212).

В рассматриваемый период Энгельс большое место в своих научных занятиях отводил проблемам марксистской философии и марксистской исторической науки. В ряде произведений и писем он выступает против вульгаризации и опошления марксистского диалектикоматериалистического метода,

ПРЕДИСЛОВИЕ X

развивая при этом важнейшие положения исторического материализма: о базисе и надстройке и их взаимодействии, о роли идеологии в жизни общества, о государстве и т. д. Энгельс подготовил третье издание своего теоретического произведения «Анти-Дюринг» (вышло в 1894 г.), сделал к нему существенные добавления, написал предисловие, в котором с удовлетворением отметил, что отстаиваемые в «Анти-Дюринге» взгляды получили «широкое распространение в общественном сознании научных кругов и рабочего класса» (см. настоящее издание, т. 20, стр. 15).

Большую работу провел Энгельс, подготавливая четвертое немецкое издание своего труда «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (это издание вышло в 1891 г.). В процессе работы Энгельс обобщил новый обширный материал по истории первобытного общества, данные археологии и этнографии. Для четвертого издания Энгельс написал специальное предисловие, опубликованное также в виде отдельной статьи под заглавием «К истории первобытной семьи (Бахофен, Мак-Леннан, Морган)». Здесь Энгельс дает обстоятельный критический анализ важнейших направлений в историографии первобытного общества, особенно отмечает при этом научную ценность исследований выдающегося американского ученого, стихийного материалиста Моргана.

Статья «Вновь открытый пример группового брака» свидетельствует о большом интересе Энгельса к достижениям научной мысли в России в области разработки истории первобытного общества. В статье Энгельс дает высокую оценку открытиям видного русского этнографа и антрополога Л. Я. Штернберга, сделанным им на основе изучения общественного строя и семейных отношений сахалинских гиляков (нивхов). Новые данные русского этнографа блестяще подтвердили правильность выводов Энгельса, изложенных в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства», о характере первобытного, доклассового общества, о родовом строе, о групповом браке как форме семейных отношений, свойственных этому строю.

Из общетеоретических произведений, переизданных Энгельсом в 90-е годы с целью защиты и пропаганды марксизма, важное значение имеет его работа «Развитие социализма от утопии к науке». Энгельс подготовил четвертое немецкое издание этой работы (1891), просмотрел также перевод ее на английский язык, написал для английского издания (1892) специальное введение.

В своем введении Энгельс продолжает борьбу против враждебных марксистской философии идеалистических теорий.

ПРЕДИСЛОВИЕ XI

Он вскрывает несостоятельность попыток примирения материализма и идеализма, проявлявшихся в форме агностицизма. Доказывая на основе данных естественных наук познаваемость мира, Энгельс развивает одно из важнейших положений марксистской теории познания - о практике как критерии истины. В этой работе Энгельс показывает сущность открытого Марксом материалистического понимания истории и впервые вводит в употребление термин «исторический материализм» для обозначения «того взгляда на ход всемирной истории, который конечную причину и решающую движущую силу всех важных исторических событий находит в экономическом развитии общества, в изменениях способа производства и обмена, в вытекающем отсюда разделении общества на различные классы и в борьбе этих классов между собой» (см. настоящий том, стр. 306).

Большое место в этом введении Энгельс отводит раскрытию исторических и социальных корней религии. Он подчеркивает, что в религии гибнущий эксплуататорский класс ищет прежде всего средство обуздания революционных устремлений народных масс и отвлечения их от борьбы против существующего строя. «Первым же и важнейшим моральным средством, которым воздействуют на массы, оставалась все та же религия», - указывает Энгельс (см. настоящий том, стр. 317-318).

Рассматривая религиозные представления, наряду с юридическими и философскими, как более близкие или отдаленные отражения господствующих в данном обществе экономических отношений, Энгельс указывает, что эти представления не могут удержаться продолжительное время после коренного изменения в экономических отношениях. Вместе с тем Энгельс отмечал живучесть религиозных предрассудков, подчеркивал несовместимость их с научным мировоззрением, относил эти предрассудки к тем традициям, которые служат тормозом исторического развития и с которыми требуется умелая и настойчивая борьба.

В публикуемой в томе работе Энгельса «К истории первоначального христианства» дано научное материалистическое освещение причин возникновения христианства, его исторических корней и социальной сущности. На основании глубокого анализа большого круга источников Энгельс показал, как из религии рабов и вольноотпущенников, из идеологии угнетенных масс, пришедших в движение в условиях кризиса рабовладельческого общества, христианство через триста лет после своего возникновения превратилось в официальную религию эксплуататорского государства, в орудие духовного и социального

ПРЕДИСЛОВИЕ XII

порабощения трудящихся. Выводы, сделанные Энгельсом, служат отправными положениями для научного исследования многих проблем античной истории и прежде всего происхождения христианства.

Теоретические занятия Энгельс постоянно сочетал с практическим руководством классовой борьбой пролетариата. Он дал замечательный образец применения материалистической диалектики при определении тактики рабочего класса, умения конкретно подойти к проблемам рабочего движения, раскрыть и подчеркнуть неразрывное единство между его национальными задачами в отдельных странах и общими интернациональными целями всего международного пролетариата.

По-прежнему большое внимание уделял Энгельс германскому рабочему движению. Он постоянно следил за деятельностью Социал-демократической партии Германии, активно сотрудничал в ее печатных органах. Советы и указания, которые Энгельс давал руководителям германской социал-демократии, во многом относились и к социалистам других стран, затрагивали общие вопросы теории и тактики пролетарского движения. Поэтому многие его работы и статьи, помещаемые в немецкой социал-демократической печати, перепечатывались и в социалистических органах других стран.

В статьях «Выборы 1890 года в Германии» и «Что же дальше?» Энгельс расценивает итоги выборов в германский рейхстаг 20 февраля 1890 г. как крупную победу демократических сил Германии над реакционным юнкерско-буржуазным правительственным блоком, возглавляемым Бисмарком. Вскоре за поражением правительства Бисмарка на выборах последовали его отставка, а затем отмена исключительного закона против социалистов.

Отмечая важность успехов Социал-демократической партии на выборах, Энгельс в указанных статьях, а также в «Прощальном письме читателям газеты «Sozialdemokrat»» подчеркивает, что эти успехи явились результатом героической двенадцатилетней борьбы германских рабочих против реакции в годы исключительного закона, результатом гибкой тактики партии, умело сочетавшей легальные и нелегальные формы деятельности. Энгельс призывал германскую социал-демократию следовать революционным традициям, идущим еще от Союза коммунистов и издававшейся Марксом в период революции 1848- 1849 гг. «Neue Rheinische Zeitung». Энгельс предостерегал партию от парламентских иллюзий, указывал, что парламентская деятельность является важным, но не единственным оружием в руках рабочего класса. Значение парламентской

ПРЕДИСЛОВИЕ XIII

борьбы, как отмечал Энгельс во многих статьях, заключается в том, что она дает возможность социал-демократам произвести смотр своих сил, позволяет использовать парламент как трибуну для мобилизации рабочего класса и трудящихся масс. При этом Энгельс неустанно обращал внимание руководителей партии на важность внепарламентской деятельности, укрепления связей партии с массами, социал-демократической пропаганды в профессиональных союзах и других рабочих организациях, среди крестьянства, в армии.

В «Прощальном письме читателям газеты «Sozialdemokrat»» Энгельс поднимает перед германской партией вопрос о пересмотре тактики в соответствии с изменившейся обстановкой. Выбор методов борьбы Энгельс ставит в зависимость от конкретных условий, в значительной мере от характера действий господствующих классов. «Имперское правительство, - указывает он в этой связи, - хочет попытаться действовать против нас снова в рамках общего права, а поэтому и мы попытаемся использовать законные средства, которые мы вновь завоевали путем энергичного применения незаконных» (см. настоящий том, стр. 83).

Однако в случае применения насилия со стороны правящих классов германская социалдемократия будет вынуждена снова встать на путь нелегальной деятельности «как на единственный, который у нее еще останется» (см. настоящий том, стр. 84). Эти ценные указания свидетельствуют о том, что Энгельс был решительным противником сектантскодогматического абсолютизирования тех или иных форм борьбы рабочего класса, что он допускал возможность применения пролетариатом различных методов и путей завоевания политической власти в зависимости от конкретных исторических условий.

Ряд произведений Энгельса, включенных в том, отражают его борьбу против левых и правых оппортунистических элементов в германской социал-демократии, активизировавшихся в связи с пересмотром программы и тактики партии в новых условиях борьбы.

В статьях «Ответ редакции «Sachsische Arbeiter-Zeitung»», «Ответ господину Паулю Эрнсту» и других Энгельс самым решительным образом выступил против «левой», полуанархистской оппозиции «молодых», которая, не считаясь с изменившейся обстановкой, отрицала важность парламентской деятельности, обвиняла партию в приверженности к «мелкобуржуазному парламентскому социализму», навязывала ей сектантскую, авантюристическую тактику. Теоретические взгляды «молодых», стремившихся вульгаризаторски соединить марксистское

ПРЕДИСЛОВИЕ XIV

учение с дюрингианством, Энгельс охарактеризовал как «до неузнаваемости искаженный «марксизм»». Отмечая непонимание лидерами «молодых» марксистской методологии, их догматизм, Энгельс указывал, что «материалистический метод превращается в свою противоположность, когда им пользуются не как руководящей нитью при историческом исследовании, а как готовым шаблоном, по которому кроят и перекраивают исторические факты» (см. настоящий том, стр. 86). Энгельс показывает опасность авантюристической тактики, пренебрегающей фактическими условиями классовой борьбы, предостерегает, что такая тактика могла бы «погубить даже самую сильную, насчитывающую в своих рядах миллионы партию под вполне заслуженный хохот всего враждебного ей мира» (см. настоящий том, стр.

74). С едким сарказмом бичует Энгельс честолюбие и заносчивость представителей оппозиции, состоявшей в основном из недавно вступивших в партию интеллигентов. Высмеивая их претензии на особое положение в партии, он указывает, «что в нашей партии каждый должен начинать свою службу с низшей должности; что для занятия ответственных постов в партии недостаточно только литературного таланта и теоретических знаний, даже когда и то и другое бесспорно налицо, но что для этого требуется также основательное знание условий партийной борьбы и усвоение ее форм, испытанная личная честность и твердость характера и, наконец, добровольное включение себя в ряды борцов» (см. настоящий том, стр. 75). Это высказывание свидетельствует о том, какие высокие требования предъявлял Энгельс к партийным деятелям.

Боевые статьи Энгельса, а также решительные выступления Бебеля и Либкнехта против «молодых» помогли германской социал-демократии быстро справиться с этим «бунтом литераторов и студентов».

Главную опасность для социалистических и рабочих партий представляли в тот период реформистские, открыто оппортунистические элементы. В Германии ,во главе этих элементов, готовых, по словам В. И. Ленина, «воспользоваться легальностью для отречения от неурезанных лозунгов и от непримиримой тактики» (см. В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 19, стр.

267), стоял лидер баварских социал-демократов Фольмар. Оппортунисты предприняли атаку прежде всего на марксистскую теорию государства, на учение о классовой борьбе, революции и диктатуре пролетариата. Выступления Фольмара и других оппортунистов против марксистской теории государства подготовили почву для общей ревизии марксизма, с которой в конце 90-х годов выступил Бернштейн.

ПРЕДИСЛОВИЕ XV

Ответом Энгельса на выступления правооппортунистических элементов, а также на примиренческие тенденции по отношению к ним со стороны В. Либкнехта и других руководителей германской социал-демократии было опубликование в 1891 г. рукописи Маркса «Критика Готской программы», - документа, в котором содержалась беспощадная критика реформистских лассальянских догм и были сформулированы важнейшие положения теории научного коммунизма, в том числе учения о диктатуре пролетариата. В своем предисловии Энгельс привел мотивы, побудившие его настоять на публикации этой работы (см. настоящий том, стр. 95-96). Одной из причин было стремление нанести сокрушительный удар по культу личности Лассаля, который длительное время насаждался оппортунистическими элементами в германском рабочем движении. Принимая решение о публикации рукописи, Энгельс знал, что ему придется преодолеть известное сопротивление со стороны тех руководителей германской социал-демократии, в адрес которых в свое время была обращена критика Маркса и которые, несмотря на это, пошли на принятие компромиссной программы в Готе. Но Энгельс был полон уверенности в силе самой партии, в том, что она достаточно крепка, чтобы выдержать откровенную критику Марксом ее ошибок. Для Энгельса превыше всего были принципиальные соображения, интересы партии, сохранение чистоты марксистской теории.

В обстановке обострившейся идейной борьбы в Социал-демократической партии Германии и в социалистических партиях других стран большое значение имел также выпуск в 1891 г. третьего немецкого издания труда К. Маркса «Гражданская война во Франции». В публикуемом в томе введении к этому изданию Энгельс раскрывает всемирно-историческую роль Парижской Коммуны и огромную ценность того вклада, который был внесен Марксом в учение о государстве, революции и диктатуре пролетариата на основе теоретического обобщения опыта Коммуны. В своем введении Энгельс дополняет классическую характеристику деятельности Коммуны, данную Марксом, подчеркивает на примере критики ошибок входивших в нее бланкистов и прудонистов необходимость правильного руководства овладевшим государственной властью пролетариатом со стороны теоретически зрелой революционной пролетарской партии. Он дает, по выражению В. И. Ленина, «замечательную рельефную сводку» уроков Коммуны, дополняя их обобщением опыта борьбы рабочего класса в течение последующего двадцатилетнего периода. Энгельс самым решительным образом выступает против «суеверного почтения к государству», получившего

ПРЕДИСЛОВИЕ XVI

распространение в Германии не только среди буржуазии, но и среди неустойчивых элементов социал-демократии. Отмечая важность сделанного Марксом вывода об угнетательском характере буржуазной государственной машины и необходимости слома ее, Энгельс пишет: «государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, и в демократической республике ничуть не меньше, чем в монархии» (см. настоящий том, стр. 200- 201). В обоснование этого положения Энгельс приводит пример республиканского государственного строя и двухпартийной системы в США, где имеются «две большие банды политических спекулянтов, которые попеременно забирают в свои руки государственную власть и эксплуатируют ее при помощи самых грязных средств и для самых грязных целей» (см. настоящий том, стр. 200).

В противовес реформистским теориям об использовании буржуазного государства для мирного врастания капиталистического общества в социализм Энгельс отстаивает идею диктатуры пролетариата, создания рабочим классом нового пролетарского государства, которое будет в корне отличаться от государства эксплуататорских классов. Особенно ярко защита Энгельсом основы основ марксистской теории - учения о диктатуре пролетариата - выражена в заключительном абзаце его работы, адресованном непосредственно оппортунистическим элементам германской социал-демократии: «В последнее время социалдемократический филистер опять начинает испытывать спасительный страх при словах: диктатура пролетариата. Хотите ли знать, милостивые государи, как эта диктатура выглядит?

Посмотрите на Парижскую Коммуну. Это была диктатура пролетариата» (см. настоящий том, стр. 201).

Весьма ценные мысли высказаны Энгельсом по вопросу о судьбах государства после завоевания власти рабочим классом. Продолжая развивать выдвинутое Марксом и им положение об отмирании государства при коммунизме, Энгельс подчеркивает, что свою диктатуру,рабочий класс устанавливает не на вечные времена, что государство нового, социалистического типа будет существовать лишь до тех пор, «пока поколение, выросшее в новых, свободных общественных условиях, окажется в состоянии выкинуть вон весь этот хлам государственности» (см. настоящий том, стр. 201). В предисловии к сборнику «Статьи на международные темы из газеты «Volksstaat»» Энгельс, поясняя, почему Маркс и он предпочитали называть себя коммунистами, а не социал-демократами, отмечает известную неточность в научном отношении названия «социал-демократическая» для такой партии, «экономическая программа

ПРЕДИСЛОВИЕ XVII

которой является не просто социалистической вообще, а прямо коммунистической,- для партии, политическая конечная цель которой есть преодоление всего государства, а, следовательно, также и демократии» (см. настоящий том, стр. 435). Таким образом, по мысли Энгельса, будущее социалистическое государство, развиваясь в направлении все большей демократизации, в конечном счете должно с утверждением коммунистического строя полностью отмереть и будет заменено негосударственными формами общественного самоуправления.

Мысли Энгельса по вопросу о государстве были высоко оценены и развиты дальше В. И.

Лениным в его труде «Государство и революция». Марксистско-ленинская теория государства получила новое творческое развитие в Программе Коммунистической партии Советского Союза, принятой XXII съездом.

Важнейшим документом, отражающим борьбу Энгельса за программные и тактические принципы научного коммунизма, против оппортунистического искажения этих принципов, является упомянутая выше работа «К критике проекта социал-демократической программы 1891 года». В ней дается подробный анализ первоначального проекта программы Социалдемократической партии Германии, составленный Правлением партии к Эрфуртскому съезду, на котором предстояло принять новую программу взамен Готской программы 1875 года.

В связи с критикой недостатков проекта Энгельс развивает в этой работе ряд положений марксизма: об экономических и политических задачах и целях пролетарского движения, о значении борьбы за демократические преобразования государственного строя, в том числе и местного управления, о различных путях перехода от капитализма к социализму, о пролетарском государстве и диктатуре пролетариата.

Значительное место в своей работе Энгельс отводит «критике оппортунистических воззрений социал-демократии в вопросах государственного устройства» (В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 25, стр. 414). Самым решительным образом выступает он против распространяемых оппортунистами иллюзий, будто при существующем в Германии полуабсолютистском политическом строе можно «идиллически-мирным путем установить республику, и не только республику, но и коммунистическое общество» (см. настоящий том, стр. 238). Отсутствие в проекте требований ниспровержения реакционного монархического строя в Германии и установления демократической республики в качестве необходимой предпосылки для завоевания пролетариатом политической власти Энгельс расценивал как «забвение великих, коренных соображений из-за минутных интересов дня», как

ПРЕДИСЛОВИЕ XVIII

«принесение будущего движения в жертву настоящему» (см. настоящий том, стр. 237). Допуская возможность перехода отдельных стран от капитализма к социализму и мирным путем, Энгельс высказывает ряд принципиально важных соображений относительно условий, делающих возможным такой путь. «Можно себе представить, что старое общество могло бы мирно врасти в новое в таких странах, где народное представительство сосредоточивает в своих руках всю власть, где конституционным путем можно сделать все, что угодно, если только имеешь за собой большинство народа» (см. настоящий том, стр. 236- 237). Однако в тогдашней Германии и других странах с полицейско-деспотическим режимом, для того чтобы создать условия перехода к социализму, общество, указывает Энгельс, должно было насильственно «разбить оковы еще полуабсолютистского и к тому же невыразимо запутанного политического строя» (см. настоящий том, стр. 236).

В качестве государственной формы, при которой рабочий класс Германии мог бы прийти к власти, Энгельс указывал на демократическую республику, являющуюся «даже специфической формой для диктатуры пролетариата» (см. настоящий том, стр. 237). Лозунг «демократической республики» означал в понимании Энгельса в данном случае борьбу за завоевание подступов к диктатуре пролетариата, борьбу за создание благоприятных условий, позволяющих использовать демократический режим в целях утверждения пролетарской государственности, что, как показал в дальнейшем опыт стран народной демократии, при известных обстоятельствах может быть вполне реальным. Именно в таком смысле, в противовес оппортунистам и ревизионистам, превозносящим буржуазную демократию, понимал это высказывание Энгельса В. И. Ленин, подчеркнувший в своем труде «Государство и революция», что «Энгельс повторяет здесь в особенно рельефной форме ту основную идею, которая красной нитью тянется через все произведения Маркса, именно, что демократическая республика есть ближайший подход к диктатуре пролетариата» (В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 25, стр. 417).

Работа Энгельса «К критике проекта социал-демократической программы 1891 года» оказала серьезное воздействие на выработку окончательного проекта программы германской социал-демократии. Однако в принятой на Эрфуртском съезде программе не были учтены некоторые важнейшие замечания Энгельса. В ней отсутствовали положение о диктатуре пролетариата, требование свержения монархии и установления демократической республики. Это свидетельствовало о том, что

ПРЕДИСЛОВИЕ XIX

влияние оппортунизма не было полностью преодолено в рядах германской социалдемократии.

Важное место в революционном наследии основоположников марксизма занимает написанное Энгельсом в 1895 г. введение к работе К. Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.», подвергшееся - еще при жизни Энгельса и особенно после его смерти - тенденциозному истолкованию в оппортунистическом духе со стороны некоторых лидеров германской социал-демократии. В этом документе Энгельс предстает как замечательный стратег и тактик революционной борьбы пролетариата.

Показав всю важность анализа хода и уроков революции 1848-1849 гг., данного в работе Маркса, Энгельс значительную часть своего введения посвящает обобщению дальнейшего опыта классовой борьбы пролетариата, прежде всего в Германии. Энгельс подчеркивает в своей работе необходимость революционного использования всех легальных средств в интересах подготовки пролетариата к социалистической революции, умелого сочетания борьбы за демократию с борьбой за социалистическую революцию, подчинения первой задачи второй. В своем введении Энгельс вновь обосновывает краеугольное положение марксизма о зависимости выбора тактических методов и форм борьбы от конкретной исторической обстановки, о необходимости замены предпочтительных для пролетариата мирных форм революционной деятельности немирными в случае применения насилия со стороны реакционных господствующих классов. Когда последние, указывает Энгельс, сами нарушат «роковую законность» и прибегнут к насилию, социал-демократия должна использовать «право на революцию». Она перенесет тогда свою деятельность «с арены парламентской борьбы на революционную арену» (см. «Ответ достопочтенному Джованни Бовио», настоящий том, стр.

287).

Главный залог успеха пролетарской партии Энгельс видит в привлечении на сторону рабочего класса широких народных масс, в первую очередь трудящегося крестьянства. Подчеркивая решающую роль масс в исторических событиях, Энгельс пишет: «Там, где дело идет о полном преобразовании общественного строя, массы сами должны принимать в этом участие, сами должны понимать, за что идет борьба, за что они проливают кровь и жертвуют жизнью. Этому научила нас история последних пятидесяти лет» (см. настоящий том, стр.

544).

Против зарождавшегося ревизионизма в германской социал-демократии и других партиях Второго Интернационала направлена публикуемая в томе работа Энгельса «Крестьянский

ПРЕДИСЛОВИЕ XX

вопрос во Франции и Германии». Непосредственным поводом для написания Энгельсом этого произведения послужила попытка Фольмара и других оппортунистов использовать обсуждение проекта аграрной программы на Франкфуртском съезде германской социалдемократии в 1894 г. для протаскивания враждебных марксизму «теорий» об устойчивости крестьянского хозяйства в условиях капитализма, о постепенном врастании в социализм кулацких элементов деревни, эксплуатирующих наемный труд батраков, и т. д. Выступить в печати по этому вопросу Энгельса побуждало также стремление исправить ошибки французских социалистов, допустивших в своей аграрной программе (принятой на съезде в Марселе в 1892 г. и дополненной на съезде в Нанте в 1894 г.) отступления от марксизма и уступки оппортунизму.

В работе «Крестьянский вопрос во Франции и Германии» и в непосредственно связанном с ней «Письме в редакцию газеты «Vorwarts»» Энгельс подверг обстоятельной критике оппортунистические взгляды Фольмара и ошибки французских социалистов. Он показал, что последние, обещая в угоду мелкобуржуазным собственническим иллюзиям крестьян сохранение их собственности, по существу объективно стремятся «к экономически невозможному, жертвуют принципом, встают на реакционную точку зрения» (см. настоящий том, стр. 499).

Критический разбор Нантской программы дал Энгельсу повод изложить в подытоженном виде взгляды Маркса и свои на трудовое крестьянство как на основного союзника пролетариата и сделать новый шаг в обосновании тактики социалистических партий по отношению к различным категориям крестьянства, наметить в общих чертах политику в крестьянском вопросе будущего пролетарского государства.

Энгельс разъясняет необходимость дифференцированного подхода к крестьянству, важность привлечения на сторону социалистических партий широких слоев трудового крестьянства, в первую очередь сельских пролетариев и мелких крестьян - союзников рабочего класса в социалистической революции. Чтобы завоевать политическую власть, указывает он, социалисты должны сначала из города пойти в деревню, должны сделаться там силой (см. настоящий том, стр. 504). Выступая в защиту интересов крестьянских масс, социалистические партии обязаны в то же время разъяснять крестьянам их истинное положение при капитализме, который обрекает на гибель мелкое крестьянское хозяйство, постоянно подчеркивать, что только социалистическая революция открывает для трудящихся деревни перспективу освобождения от нищеты и эксплуатации.

ПРЕДИСЛОВИЕ XXI

Огромное теоретическое и практическое значение для марксистских партий имеют указания Энгельса относительно способов социалистического переустройства сельского хозяйства. «Наша задача по отношению к мелким крестьянам, - писал Энгельс о политике пролетариата, пришедшего к власти,- состоит прежде всего в том, чтобы их частное производство, их собственность перевести в товарищескую, но не насильно, а посредством примера, предлагая общественную помощь для этой цели. И тогда у нас, конечно, будет достаточно средств, чтобы показать мелкому крестьянину выгоды, которые ему должны бы быть ясны уже и теперь» (см. настоящий том, стр. 518). Касаясь проблемы экспроприации крупных земельных собственников, Энгельс указывал, что вопрос о том, как произойдет эта экспроприация, с выкупом или без него, «будет зависеть большей частью не от нас, а от тех обстоятельств, при которых мы придем к власти, а также, в частности, и от поведения самих господ крупных землевладельцев» (см. настоящий том, стр. 523).

«Крестьянский вопрос во Франции и Германии» Энгельса относится к числу основополагающих марксистских работ по аграрному вопросу. Высказанные в ней глубокие идеи были всесторонне развиты В. И. Лениным при разработке им гениального кооперативного плана социалистического преобразования деревни.

Большое внимание Энгельс уделял рабочему движению Франции и французской Рабочей партии, о чем свидетельствуют, кроме уже упоминавшихся произведений, также ряд других статей, публикуемых в настоящем томе. Энгельс всемерно содействовал идеологическому и организационному укреплению Рабочей партии, помогал ее руководителям - Геду и Лафаргу - вырабатывать тактическую линию в важнейших вопросах, вести решительную борьбу с оппортунистическим направлением во французском рабочем движении - поссибилистами, преодолевать оппортунистические тенденции в рядах самой партии.

Считая Францию страной, где «против воли мелкого крестьянина никакой прочный переворот... невозможен» (см. настоящий том, стр. 517), Энгельс видел первостепенную задачу французской Рабочей партии в усилении социалистической пропаганды в деревне. Отмечая как положительный факт крупные успехи социалистов на выборах, Энгельс вместе с тем подверг критике проявившееся у некоторых руководителей партии стремление перенести центр тяжести на парламентскую деятельность. Энгельс придавал огромное значение пропаганде революционного опыта Парижской Коммуны среди французских

ПРЕДИСЛОВИЕ XXII

рабочих. С этой целью он ежегодно 18 марта публиковал на страницах газеты «Socialiste» приветствия французским рабочим, воспитывая их в духе революционных традиций и пролетарского интернационализма.

В статье «По поводу недавней проделки парижской полиции», а также в интервью корреспонденту французской газеты «Eclair» Энгельс отмечает усиление политической реакции во Франции, разоблачает организаторов полицейских репрессий против социалистического и демократического движения. Решительно осудил Энгельс террористические акты анархистов, используемые реакционными кругами и полицией в провокационных целях. Действительный смысл этих актов, указывает он, - «привести население в состояние тревоги, ввести террор и установить господство реакции» (см. настоящий том, стр. 553).

Ряд содержащихся в томе работ (предисловие к английскому изданию книги «Положение рабочего класса в Англии», статья «4 мая в Лондоне» и другие) отражают активное участие Энгельса в английском рабочем движении. Считая насущной задачей английского рабочего класса создание самостоятельной массовой революционной партии, Энгельс вскрыл причины, тормозившие осуществление этой задачи. Он отмечает кастовую замкнутость старых тред-юнионов, выражавших интересы рабочей аристократии и являвшихся проводниками ее влияния на пролетариат, укоренившееся благодаря этому у рабочих предубеждение к социализму и распространение буржуазных традиций, к числу которых относится предрассудок, «будто возможны только две партии, консервативная и либеральная, и будто рабочий класс должен добиваться своего освобождения при помощи великой либеральной партии» (см. настоящий том, стр. 319). Одной из слабых сторон английского, а также американского рабочего движения был, по мнению Энгельса, догматизм, свойственный существующим социалистическим организациям.

Важнейшее условие ликвидации раскола в английском рабочем движении Энгельс видел в преодолении сектантства Социал-демократической федерации, лидеры которой превратили марксизм «в ортодоксию» (см. настоящий том, стр. 567), а также влияния буржуазных социалистов в лице Фабианского общества. Это общество, согласно характеристике Энгельса, являлось «не более как филиалом либеральной партии» (там же).

Энгельс выражал уверенность, что «мощное движение масс положит конец всем этим сектам и группкам» и сделает возможным образование в Англии настоящей рабочей партии.

Поэтому он придавал первостепенное значение организации социалисти-

ПРЕДИСЛОВИЕ XXIII

ческой пропаганды среди широких слоев рабочих, особенно среди пролетарского населения лондонского Ист-Энда. Энгельс приветствовал развернувшееся в конце 80-х годов движение неквалифицированных рабочих и образование новых тред-юнионов. Начавшееся пробуждение классового сознания английского пролетариата нашло свое яркое выражение в массовой первомайской демонстрации 4 мая 1890 г. в Лондоне. Когда в Англии будет создана подлинно пролетарская партия, указывал Энгельс, она сможет «навсегда положить конец игре в качели двух старых партий, сменяющих одна другую у кормила правления и стремящихся таким путем увековечить господство буржуазии» (см. настоящий том, стр. 341). Энгельс приветствовал образование в 1893 г. Независимой рабочей партии, надеясь, что она разовьется в массовую партию. Однако в ней вскоре возобладали реформистские элементы.

Неоценимая помощь, которую оказывал Энгельс молодым отрядам международного рабочего движения - социалистическим партиям европейских стран - получила отражение в публикуемых в томе письмах руководству рабочих партий и организаций, редакциям рабочих и социалистических газет, а также в его переписке с социалистами различных стран.

Во многих своих произведениях (приветствия партийным съездам, «Речь на социалдемократическом собрании в Вене», «Приветствие австрийским рабочим по случаю ежедневного выхода «Arbeiter-Zeitung»» и другие) Энгельс отмечает крупные успехи рабочего движения в Австрии, дает советы по ряду тактических вопросов, выражает свою солидарность с мужественной борьбой австрийского пролетариата за расширение демократических свобод, за всеобщее избирательное право. Придавая первостепенное значение вовлечению в пролетарское движение рабочих всех национальностей Австро-Венгрии, их воспитанию в духе пролетарского интернационализма, Энгельс внимательно следил за формированием и развитием венгерской социал-демократической партии. В своем письме «В редакции газет «Arbeiter-Wochen-Chronik» и «Nepszava»» Энгельс подчеркнул закономерность возникновения рабочей партии как в больших, так и в малых странах. «Существование венгерской социал-демократической рабочей партии лишний раз доказывает, что современная крупная промышленность не может утвердиться ни в одной стране, не революционизируя старое докапиталистическое общество и не порождая наряду с классом капиталистов также и пролетариат, а вместе с этим классовую борьбу между ними и рабочую партию» (см. настоящий том, стр. 93).

ПРЕДИСЛОВИЕ XXIV

Большое удовлетворение доставляло Энгельсу развитие рабочего движения и распространение марксизма в славянских странах Центральной и Южной Европы - Болгарии, Польше, Чехии, - о чем свидетельствуют включенные в том работы: «В редакцию болгарского журнала «Социалъ-демократъ»», «Чешским товарищам к Первому мая» и другие. Энгельс отмечает рост пролетарской солидарности между чешскими и немецкими рабочими, подчеркивает необходимость противопоставлять интернациональное единство трудящихся политике разжигания национальной ненависти и распрей, проводимой буржуазией. В предисловии к польскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» (1892) Энгельс с удовлетворением отметил быстрое распространение социалистических идей среди польских рабочих и все возрастающую роль молодого польского пролетариата в борьбе за независимость и национальное возрождение Польши. В этой работе, а также в некоторых других произведениях («Редакции газеты «Volksfreund»», «Об антисемитизме») Энгельс высказывает важные идеи по национальному вопросу, обосновывает принципы пролетарского интернационализма, показывает враждебность делу освобождения трудящихся всяких проявлений шовинистической и националистической идеологии.

В томе публикуется ряд статей Энгельса, посвященных Италии и итальянскому рабочему движению: «Об итальянской панаме», «К итальянскому читателю» (предисловие к итальянскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1893 г.), «Будущая итальянская революция и социалистическая партия», «Социализм международный и социализм итальянский (письмо в редакцию журнала «Critica Sociale»)» и другие. Эти статьи свидетельствуют о том глубоком интересе, с каким следил Энгельс за положением в Италии, борьбой итальянских трудящихся против политического и экономического гнета, а также о той большой помощи, которую оказывал Энгельс итальянским социалистам в пропаганде марксизма, в формировании итальянской социалистической партии, в определении стоящих перед ней ближайших задач. Написанные Энгельсом предисловие к испанскому изданию «Нищеты философии» Маркса, приветствие «Испанским рабочим к Первому мая 1893 года», обращение к «Английским социалистическим и рабочим организациям» показывают его тесные связи с социалистическим движением Испании.

Деятельность Энгельса по руководству международным рабочим движением значительно расширилась с основанием Второго Интернационала. Его борьба за сплочение нового между-

ПРЕДИСЛОВИЕ XXV

народного объединения социалистических и рабочих партий на основе принципов марксизма, за распространение влияния научного коммунизма на пролетариев всех стран нашла отражение во многих произведениях, вошедших в настоящий том.

Большое значение в деле мобилизации масс и укрепления международной пролетарской солидарности придавал Энгельс проведению, в соответствии с решением учредительного Парижского конгресса Второго Интернационала, празднования Первого мая. В предисловии к четвертому немецкому изданию «Манифеста Коммунистической партии» (1890) Энгельс с гордостью отмечал, что брошенный Марксом и им в 1848 г. боевой призыв «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» дошел до рабочих, и доказательством этому служит уже первое проведение первомайского праздника в 1890 году. В своих выступлениях по случаю пролетарского праздника («Приветствие австрийским рабочим к Первому мая 1893 года», «Германским рабочим к Первому мая 1893 года», «Вопреки всему. Приветствие французским рабочим к Первому мая 1893 года» и другие) Энгельс призывал международный пролетариат сделать традицией боевые смотры пролетарских сил 1 мая каждого года, подчеркивал ярко проявлявшееся во время этих смотров единство интернациональных и национальных задач пролетариата.

Работы «Международный рабочий конгресс 1891 года», «О Брюссельском конгрессе и о положении в Европе», «Национальному совету Социалистической рабочей партии Испании» раскрывают роль Энгельса в подготовке конгрессов Второго Интернационала, его борьбу против попыток оппортунистических элементов в лице французских поссибилистов, лидеров консервативных английских тред-юнионов и английской Социал-демократической федерации захватить в свои руки руководство международным рабочим движением. Энгельс приветствует тот отпор, который в то время давали марксисты на конгрессах Второго Интернационала как реформистским, так и анархиствующим элементам. Считая в тех условиях правый оппортунизм главной опасностью для рабочего движения, Энгельс придавал серьезное значение и борьбе против анархистских, авантюристических тенденций, проявлявшихся в псевдореволюционном фразерстве, догматизме, доктринерско-сектантском нежелании учитывать реальную обстановку. Он подчеркивал, что партия рабочего класса - это партия «борьбы», которая считается с «фактами» (см. настоящий том, стр. 244). Анархизм Энгельс называл «карикатурой на рабочее движение», указывая, что в конечном счете действия анархистских элементов играют

ПРЕДИСЛОВИЕ XXVI

на руку врагам рабочего класса, правительствам Европы и Америки (см. настоящий том, стр.

433).

В своих выступлениях Энгельс постоянно отмечал значение международных связей социалистов различных стран, выработки согласованной линии на международных социалистических конгрессах, личных контактов, взаимного сотрудничества в социалистической печати. При этом он подчеркивал необходимость строгого соблюдения общих решений и принципов марксизма. В своей речи при закрытии Международного социалистического рабочего конгресса в Цюрихе Энгельс говорил: «Чтобы не выродиться в секту, мы должны допускать дискуссии, но общие принципы должны неизменно соблюдаться» (см. настоящий том, стр. 426). Энгельс неустанно призывал социалистические партии, вошедшие в новое международное объединение, следовать революционным традициям Первого Интернационала, требовал от социалистов изучения и использования его революционного опыта, надеясь, что Второй Интернационал приумножит этот опыт.

Второй Интернационал, однако, не оправдал надежд, возлагавшихся на него Энгельсом.

Если в первые годы своего существования, когда Энгельс оказывал ему помощь советами и критикой, он был боевой марксистской организацией, то после смерти Энгельса все большим влиянием в нем стали пользоваться реформисты и ревизионисты, а также скрытые оппортунисты (центристы), приведшие в конце концов Второй Интернационал к позорному краху в 1914 году. Тем не менее деятельность Энгельса по распространению идей марксизма и пролетарского интернационализма в рабочем движении в первые годы Второго Интернационала принесла свои плоды. Она способствовала воспитанию подлинно революционных элементов в рядах партий Второго Интернационала, которые во главе с В. И. Лениным и революционным крылом российской социал-демократии высоко подняли знамя марксизма и пролетарского интернационализма.

В произведениях, вошедших в том, значительное место отводится России, анализу ее внутренней и внешней политики, русскому революционному движению. Жестокая политическая реакция 80-х - начала 90-х годов не поколебала уверенности Энгельса в неизбежности народной революции против царизма. Эта уверенность переросла в твердое убеждение, что революция «стучится теперь в двери России, и внутри страны у нее уже достаточно союзников, которые ждут только случая, чтобы открыть ей эти двери» (см. настоящий том, стр.

47). В поле зрения Энгельса все большее место стали занимать представи-

ПРЕДИСЛОВИЕ XXVII

тели нового, марксистского поколения русских революционеров. Более тесные контакты устанавливаются у Энгельса с руководителями группы «Освобождение труда» - В. И. Засулич и Г. В. Плехановым. С большим одобрением следил Энгельс за деятельностью этих «передовых борцов русского пролетариата» по распространению марксизма в России, высоко ценил произведения Плеханова. Прозорливый вывод о назревании крупных революционных событий в России Энгельс основывал на глубоком изучении всех сторон жизни «великого и высокоодаренного народа» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., 1 изд., т. XXIX, стр. 254).

В статье «Социализм в Германии», интервью корреспонденту французской газеты «Eclair» и других работах Энгельс характеризует развитие пореформенной России как глубокий экономический и социальный переворот. Энгельс подчеркивает, что смена феодально-крепостнических отношений капиталистическими сопровождалась в России массовым разорением крестьян, распадом их натурального хозяйства и кустарных промыслов, сокращением сельскохозяйственного производства, хроническими неурожаями и т. д. Вскрывая причины голода 1891 г. в России, Энгельс писал: «мы имеем здесь дело не просто с очередным голодом, а с глубоким кризисом» (см. настоящий том, стр. 264). Общий анализ русской действительности привел Энгельса к выводу, что «старая Россия безвозвратно сошла в могилу...

На ее развалинах строится Россия буржуазная» (см. настоящий том, стр. 261).

Еще более полно свои взгляды на Россию Энгельс изложил в послесловии к работе «О социальном вопросе в России». В этом послесловии содержится глубокий анализ социально-экономического развития России последней трети XIX века и характеристика русского революционного движения. Подвергая критике антинаучные воззрения и иллюзии русского народничества, Энгельс воздает в то же время должное русской передовой общественной мысли, прежде всего Н. Г. Чернышевскому, этому, по его оценке, великому мыслителю, которому Россия бесконечно обязана столь многим. С чувством глубокого уважения говорит Энгельс о русских революционерах 70-х годов, мужественных борцах против царского деспотизма. Он с удовлетворением отмечает появление в русском революционном движении людей, которые порвали с народническими взглядами и усвоили теорию научного социализма.

Острие критики Энгельса направлялось против либерального народничества 80-90-х годов, идеологи которого пытались ссылками на Маркса (в частности, на его письмо в редакцию

ПРЕДИСЛОВИЕ XXVIII

журнала «Отечественные Записки») обосновать свои взгляды об особом, некапиталистическом развитии России, о русской крестьянской общине как якобы ячейке будущего социалистического строя. Прослеживая развитие русской экономики со времен Крымской войны, Энгельс указывает, что, вопреки народническим теориям, все ускоряющимся темпом идет «превращение России в капиталистически-промышленную страну, пролетаризация значительной части крестьян и разрушение старой коммунистической общины» (см. настоящий том, стр. 452). Энгельс вновь формулирует высказанное Марксом и им (в предисловии к русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» 1882 г. и в других работах) положение о подготовке в России почвы для революции, призванной ниспровергнуть царское самодержавие, об огромном международном значении этой революции. Он отмечает, что русская революция даст «новый толчок рабочему движению Запада, создаст для него новые лучшие условия борьбы- и тем ускорит победу современного промышленного пролетариата» (см. настоящий том, стр. 453).

В тесной связи с перспективами развития и победы революции в России, обеспечения условий «для успехов рабочего движения на Западе» (В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 2, стр. 13)

Энгельс рассматривал внешнюю политику царской России и других держав, проблемы международных отношений.

Точка зрения Энгельса в этих вопросах получила отражение в таких произведениях, как «Внешняя политика русского царизма», «Может ли Европа разоружиться?», «Социализм в Германии». В этих произведениях Энгельс выступает как страстный обличитель завоевательной политики господствующих классов, провозвестник борьбы против милитаризма и поборник мира между народами, стремившийся противопоставить проискам агрессивных сил общую интернациональную политику социалистических партий, направленную на предотвращение захватнических войн (см. также письмо Энгельса румынскому социалдемократу И. Надежде от 4 января 1888 г.). Подчеркивая растущее влияние социалдемократии, ставшей «великой державой», «от которой зависит больше, чем от других великих держав» (см. настоящий том, стр. 427), Энгельс постоянно указывал на организованный рабочий класс как на силу, способную противодействовать агрессивной политике буржуазии и помещиков. С позиции защиты коренных интересов пролетариата и всех трудящихся Энгельс подходил к анализу вопросов внешней политики, войны и мира.

ПРЕДИСЛОВИЕ XXIX

В своих работах Энгельс с тревогой отмечал рост милитаризма и шовинизма, увеличение численности постоянных армий, невиданную гонку вооружений, образование двух военнополитических агрессивных блоков - Тройственного союза (Германии, Австрии и Италии), с одной стороны, и франко-русского союза, с другой. Анализируя развитие международных отношений после франко-прусской войны 1870-1871 гг., Энгельс приходит к выводу, что ход событий оправдывает предсказания Маркса, предвидевшего во втором воззвании Генерального Совета Первого Интернационала пагубные последствия аннексии Эльзас- Лотарингии и ограбления Франции Германией, создавших источник новых военных столкновений в Европе. Гневно обличал Энгельс действия милитаристских правящих кругов Германии, указывая, что Бисмарк и другие правители Германской империи своей политикой аннексий, гонки вооружений, разжигания шовинистической пропаганды и травли угнетенных национальностей сумели создать Германии «репутацию страны, жаждущей завоеваний» и навлекли на нее, и не без основания, «ненависть всего мира» (см. настоящий том, стр. 413).

Не менее решительно разоблачал он и французских буржуазных реваншистов и шовинистов.

Раскол Европы на две враждебные группировки держав, переплетение и обострение противоречий между европейскими странами, чему способствовала, как считал Энгельс, и русскотурецкая война 1877- 1878 гг., - все это, по его мнению, создавало угрозу войны невиданного еще мирового масштаба, в которую так или иначе окажутся вовлеченными как большие, так и малые государства. В этой войне, отмечает Энгельс, правящие классы видят наряду с осуществлением своих агрессивных планов также одно из средств укрепления реакционных режимов и подавления революционного движения, прежде всего разгрома социалистических партий.

Вывод Энгельса о мировом масштабе и разрушительном характере будущей войны явился подлинным образцом научного предвидения. Весьма проницательным также оказалось предсказание Энгельса о неизбежности участия Англии в будущей войне, которое он при этом считал даже обстоятельством, способным решить исход этой войны в пользу той иди другой из сторон (см. настоящий том, стр. 45 и 415). Следует при этом учесть, что при жизни Энгельса англо-германские противоречия не приобрели еще такой остроты, как впоследствии.

На первом месте в международной политике были в то время франко-германские и русскогерманские противоречия. Крупную роль играло соперничество между Англией и Россией на Ближнем

ПРЕДИСЛОВИЕ XXX

Востоке и в Центральной Азии, а также между Англией и Францией в Центральной Африке и других районах. Лишь на рубеже XIX и XX веков определился империалистический характер противоречий между Англией и Германией, их решающая роль в развернувшейся борьбе империалистических держав за передел колоний, рынков сбыта, источников сырья и сфер влияния, которая привела к мировой войне 1914-1918 годов.

Одной из главных агрессивных сил, создававших опасность войны в Европе, Энгельс считал русский царизм и его дипломатию. В своей статье «Внешняя политика русского царизма» - боевом обличительном памфлете, написанном в связи с просьбой русских марксистов о сотрудничестве в их журнале, - Энгельс показал огромное международное значение борьбы русских революционеров против царизма, этого оплота европейской реакции, злейшего врага русской и европейской революции. Прослеживая внешнюю политику царской России на протяжении двух столетий, Энгельс раскрывает реакционную направленность этой политики, обличает царизм как одного из главных душителей европейского революционно-демократического и национально-освободительного движения, раскрывает его захватнические устремления, колонизаторские и угнетательские методы господства в присоединенных к империи областях, козни царской дипломатии, потворство царизму со стороны западноевропейских реакционных сил. Энгельс обнажает классовую сущность внешней политики самодержавия, подчеркивает ее связь с антинародной реакционной внутренней политикой.

Указывая на заинтересованность не только русских помещиков и купцов, но и западноевропейских буржуа в сохранении царизма как орудия подавления революционного движения, Энгельс отмечал готовность европейских реакционных правительств поддержать самодержавие в случае революции в России даже силой своих штыков. «Возможно, - пророчески писал он, - они решатся даже на то, чтобы послать свои войска для восстановления царской власти, - какая ирония всемирной истории!» (см. настоящий том, стр. 51).

Ярко и метко обличая царскую дипломатию и ее западноевропейских партнеров, Энгельс, однако, в своем стремлении заострить внимание социалистов на задаче разоблачения дипломатии господствующих классов не избежал некоторых преувеличений. Так, он несколько переоценил степень влияния дипломатии на историю страны, «уступчивость» западноевропейских правительств царизму, роль иностранцев на русской дипломатической службе.

ПРЕДИСЛОВИЕ XXXI

Считая, что русский царизм и в 90-е годы продолжал еще оставаться «главным оплотом», «последней твердыней» европейской реакции, Энгельс в то же время отметил и известное ослабление как внутриполитических, так и внешнеполитических позиций царского самодержавия во второй половине XIX века, падение его влияния на мировой арене. Военное и политическое поражение царизма в Крымской войне, указывает Энгельс, нанесло серьезный удар его внешней политике и дипломатии, ускорило кризис социально-экономического и политического строя России. В самой России нарастали грозные для царизма и его дипломатии революционные силы. «И русская дипломатия с ужасом видит приближение того дня, когда русский народ скажет свое слово» (см. настоящий том, стр. 47).

Энгельс призывал рабочий класс и социалистические партии отвечать на военную опасность усилением агитации за мир, активной антивоенной пропагандой, решительными выступлениями против милитаризма. Обязанностью социалистов Энгельс считал борьбу за разоружение, в которой он видел «гарантию мира» (см. настоящий том, стр. 387). Активные и согласованные действия рабочего класса и трудящихся всех стран могли бы, согласно его убеждению, даже при существовавших режимах заставить правительства под давлением народа пойти на ограничение вооружений и сорвать военные планы. В серии статей «Может ли Европа разоружиться?» Энгельс выдвинул предложение об уменьшении, а затем ликвидации постоянных армий путем повсеместного сокращения сроков военной службы и последующего перехода к милиционной системе. В этой же работе Энгельс развивает ряд важных военно-теоретических положений: о бурном развитии военной техники и революционизирующем влиянии этого развития на стратегию и тактику, о роли физического воспитания в военной подготовке, о значении морального состояния личного состава как важного фактора в войне и т. д.

Решительно отстаивая дело мира и ведя последовательную борьбу против военной опасности, Энгельс в то же время стоял за активное участие социалистов в войнах национальных, освободительных. Такую позицию, по мнению Энгельса, должны были бы занять германские социал-демократы в начале 90-х годов, если бы возникла угроза для национального существования Германии в результате нападения на нее Франции и царской России. Эту перспективу Энгельс разбирает в упоминавшейся статье «Социализм в Германии» (осень 1891 г.).

Подчеркивая, что победа русского царизма в союзе с Францией над Германией в этом случае означала бы

ПРЕДИСЛОВИЕ XXXII

«подавление немецкого социализма», утрату германской социал-демократией занимаемого ею в то время передового поста в международном рабочем движении, что она отбросила бы назад рабочее движение Германии, Энгельс считал в этих условиях долгом немецких социалистов «не капитулировать ни перед внешним врагом, ни перед внутренним», а защищать «завоеванный пост, за который они несут ответственность перед пролетариатом всего мира» (см. настоящий том, стр. 258). При этом Энгельс указывал, что германские социалдемократы должны будут стремиться придать такой войне подлинно национально-освободительный характер, вести ее революционными методами по образцу французских якобинцев 1893 г., отстранив реакционные правящие круги и провозгласив не только отказ от аннексий, но и освобождение угнетенных Германской империей национальностей: поляков, жителей Эльзас-Лотарингии и т. д. Как явствует из этих высказываний, Энгельс считал необходимым отличать войны захватнические от войн освободительных и в зависимости от характера и типа той или иной воины определять тактику в ней рабочей партии.

Выступления Энгельса по вопросам внешней политики подверглись углубленному изучению и дальнейшему развитию в ряде произведений В. И. Ленина, который в новую историческую эпоху разработал стройное марксистское учение о войне, мире и революции. Ведя беспощадную борьбу против царизма, характеризуя его как «постоянный и вернейший оплот всякой реакции» (В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 1, стр. 243), В. И. Ленин высоко ценил работы Энгельса, обличающие царское самодержавие. Статью «Внешняя политика русского царизма» Ленин относил к числу важнейших произведений Энгельса, написанных «в духе материалистического понимания истории» (В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 2, стр. 11).

Одобрял Ленин и позицию Энгельса в вопросе о тактике германских социал-демократов в случае нападения на Германию Франции и России в 1891 году. «В 1891 г. немецкие социалдемократы действительно должны были бы защищать отечество в войне против Буланже +

Александра III. Это был бы своеобразный вариант национальной войны» (В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 35, стр. 201). Защищая взгляды Маркса и Энгельса от фальсификации и извращения в оппортунистическом духе, В. И. Ленин давал решительный отпор германским социалшовинистам, пытавшимся оправдать свой предательский переход на сторону империалистического правительства в период первой мировой войны ссылками на тактику Маркса и Энгельса, в частности, на позицию Энгельса в 1891 году. «Все

ПРЕДИСЛОВИЕ XXXIII

эти ссылки, - писал Ленин, - представляют из себя возмутительное искажение взглядов Маркса и Энгельса в угоду буржуазии и оппортунистам» (В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 21, стр.

279). Ленин считал верхом неисторичности отождествлять и уподоблять «международные ситуации 1891 и 1914 годов». Он писал: «в 1891 г. не было империализма вообще (я старался доказать в своей брошюре, что он родился в 1898-1900 г., не раньше) и не было империалистской войны, не могло быть со стороны Германии. (Между прочим, не было тогда и революционной России; это очень важно.)». «Цезаризм во Франции + царизм в России против неимпериалистической Германии в 1891 г. - вот историческая обстановка 1891 года» (В. И.

Ленин. Соч., 4 изд., т. 35, стр. 220, 214 и 215). В связи с этим следует указать, что в известном письме И. В. Сталина «О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма»» имеет место нарушение принципа историзма. К оценке этой статьи Энгельса Сталин подошел с критерием, относящимся к международной ситуации более позднего времени, допустив смешение обстановки начала 90-х годов XIX века с той, которая сложилась в эпоху империализма.

Работы последних лет жизни Энгельса проникнуты свойственным великому соратнику Маркса революционным оптимизмом, твердой убежденностью в торжестве идей марксизма, в победе международного пролетариата. Даже если реакционным господствующим классам Европы, подчеркивал Энгельс, удалось бы вовлечь человечество в истребительную войну, она не спасла бы от гибели эксплуататорский капиталистический строй. «Эта война должна либо привести к немедленной победе социализма, либо настолько потрясти старый порядок вещей и оставить после себя такую груду развалин, что существование старого капиталистического общества стало бы еще более невозможным» (см. настоящий том, стр. 259-260).

Энгельс был полон непоколебимой веры в огромные революционные возможности народных масс России, в их способность выполнить возложенную на них историей великую освободительную миссию: ниспровержение царизма и осуществление коренного преобразования всего политического и социального строя своей страны. И предвидения Энгельса полностью оправдались. Спустя менее чем семь лет после смерти Энгельса, великий продолжатель дела основоположников марксизма Ленин, определяя место и роль борьбы рабочего класса и трудящихся масс России в общем процессе мирового революционного развития, писал: «История поставила теперь перед нами ближайшую задачу, которая является наиболее революционной

ПРЕДИСЛОВИЕ XXXIV

из всех ближайших задач пролетариата какой бы то ни было другой страны. Осуществление этой задачи, разрушение самого могучего оплота не только европейской, но также (можем мы сказать теперь) и азиатской реакции сделало бы русский пролетариат авангардом международного революционного пролетариата» (В. И. Ленин. Соч., 4 изд., т. 5, стр. 345).

* * *

В состав настоящего тома включены 3 работы, не вошедшие в первое издание Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса: статья «Выборы 1890 года в Германии», статья «По поводу недавней проделки парижской полиции» и заметка ««Капитал» Маркса. Третий том». Из вновь включаемых работ 2 печатаются впервые на русском языке.

В разделе «Приложения» впервые на русском языке публикуются три интервью Энгельса: корреспондентам французских газет «Eclair» и «Figaro», а также корреспонденту английской газеты «Daily Chronicle». Впервые в виде факсимиле публикуются списки работ К. Маркса и Ф. Энгельса, составленные самим Энгельсом.

При работе над текстом публикуемых в томе произведений использованы все их прижизненные издания, как на языке оригинала, так и в переводах; важнейшие из разночтений отражены в подстрочных примечаниях. Опечатки и описки в именах собственных и географических названиях, датах и т. д. исправлены на основании проверки фактов. Заглавия работ даны в соответствии с оригиналом. В тех случаях, когда заглавие, отсутствующее в оригинале, дано Институтом марксизма-ленинизма, перед заглавием стоит звездочка. В конце тома дается список включенных в 1-22 тома настоящего издания работ К. Маркса и Ф. Энгельса, заглавия которых изменены по сравнению с первым изданием их Сочинений.

Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Ф. ЭНГЕЛЬС ЯНВАРЬ 1890-АВГУСТ 1895 3

* ВЫБОРЫ 1890 ГОДА В ГЕРМАНИИ Тот, кто следил за политическим развитием Германии в течение последнего десятилетия, не мог сомневаться в том, что на всеобщих выборах 1890 г. Социал-демократическая партия Германии добьется огромного успеха. В 1878 г. германские социалисты подверглись действию сурового исключительного закона2, на основании которого все их газеты были закрыты, собрания запрещались или распускались, организации были разгромлены, а за малейшую попытку восстановить эти организации преследовали под предлогом, будто они представляли собой «тайные общества»; в результате судебных процессов члены партии были приговорены в общей сложности более чем к тысяче лет тюремного заключения. Несмотря на это, социалистам удавалось нелегальным путем провозить в страну и регулярно, каждую неделю, распространять около 10000 экземпляров своего органа - «Sozialdemokrat»3, издававшегося за границей, и тысячи брошюр; они сумели провести своих представителей в германский рейхстаг (девять депутатов) и во многие городские управления, в том числе и берлинское.

Рост силы партии был очевиден даже для ее злейших врагов.

Однако такого успеха, которого достигли социалисты 20 февраля, не ожидали даже наиболее оптимистически настроенные среди них самих. Двадцать одно место уже завоевано, то есть в двадцати избирательных округах социалисты оказались сильнее всех других партий вместе взятых. Предстоит пятьдесят восемь перебаллотировок, это означает, что в 58 округах социалисты являются или самой сильной партией, или второй по силе среди партий, выдвинувших своих кандидатов, и новые выборы должны окончательно решить спор между двумя

4
ВЫБОРЫ 1890 ГОДА В ГЕРМАНИИ

кандидатами, получившими наибольшее число голосов, но не собравшими абсолютного большинства. Что касается общего числа поданных за социалистов голосов, то мы можем дать лишь приблизительный подсчет. В 1871 г. социалисты собрали не больше 102000 голосов; в 1877 - 493000; в 1884 - 550000; в 1887 - 763000; в 1890 г. они могут получить не менее 1250000 голосов, а возможно, и значительно больше. Сила партии возросла в течение трех лет по меньшей мере на 60-70 процентов.

В 1887 г. было лишь три партии с числом избирателей свыше одного миллиона: националлибералы - 1678000, центр, или католическая партия, - 1516000 и консерваторы - 11470004. На этот раз центр удержит свои позиции, консерваторы потеряли значительное, а национал-либералы - огромное количество избирателей. Таким образом, социалистов по числу избирателей все еще превосходит центр, но они, в свою очередь, или полностью сравняются с национал-либералами и консерваторами или даже превзойдут как тех, так и других.

Нынешние выборы производят настоящую революцию в положении партий Германии.

Они действительно открывают новую эпоху в ее истории. Они знаменуют собой начало конца бисмарковского периода. Обстановка в настоящее время такова.

Своими указами о рабочем законодательстве и международной конференции по вопросам труда молодой Вильгельм освободился от опеки своего ментора - Бисмарка5. Последний счел благоразумным предоставить своему молодому повелителю достаточную свободу действий и спокойно выждать, пока Вильгельм II со своим любимым коньком - разыгрыванием из себя друга рабочих - не попадет впросак; тогда для Бисмарка наступит благоприятный момент вмешаться в качестве deus ex machina*. На этот раз Бисмарк не проявлял большого беспокойства по поводу того, как прошли выборы. Непослушный рейхстаг, который придется распустить, как только молодой император обнаружит свою ошибку, был бы даже выгоден Бисмарку, а значительный успех социалистов может помочь ему подготовить подходящий лозунг и преподнести его стране, когда наступит момент роспуска рейхстага. И коварный канцлер действительно получил теперь рейхстаг, с которым никто не сможет справиться. Вильгельм II очень скоро убедится в невозможности в его положении и при нынешнем настроении в кругах земельной аристократии и буржуазии осуществить даже ничтожную долю тех намерений, о которых говорится в его

* - буквально: «бога из машины» (в античном театре актеры, изображавшие богов, появлялись на сцене с помощью особых механизмов); в переносном смысле - неожиданно появляющееся лицо, которое спасает положение. Ред.

5
ВЫБОРЫ 1890 ГОДА В ГЕРМАНИИ

указах; в то же время выборы уже убедили его в том, что рабочий класс Германии примет все то, что он может ему предложить, лишь как частичную уплату долга, но ни на йоту не уступит в своих принципах и требованиях и не ослабит своей оппозиции правительству, которое может существовать только за счет порабощения трудящегося большинства народа.

Таким образом, вскоре возникнет конфликт между императором и рейхстагом; всю вину за происшедшее соперничающие партии свалят на социалистов, новый избирательный лозунг появится в готовом виде, и тогда Бисмарк, прочитав соответствующую нотацию своему господину и повелителю, вмешается и распустит рейхстаг.

Но Бисмарк затем увидит, что положение изменилось. Социалистические рабочие стали сильнее и решительнее, чем когда-либо прежде. На аристократию Бисмарк никогда не мог полагаться; она всегда считала его человеком, изменившим истинному консерватизму, и готова выбросить его за борт, как только император пожелал бы от него отделаться. Главной опорой Бисмарка была буржуазия, но она ему больше не доверяет. Небольшая семейная ссора между Бисмарком и императором стала достоянием гласности. Она показала, что Бисмарк уже не всемогущ и что император не застрахован от опасных причуд. Кому же из них окажет доверие немецкий буржуазный филистер? Разумный человек становится бессильным, а обладающий силой оказывается неразумным. И в самом деле, вера в прочность установленного в 1871 г. порядка вещей, вера, которая со стороны немецкой буржуазии была непоколебимой, пока царствовал старый Вильгельм, у кормила правления находился Бисмарк, а во главе армии стоял Мольтке, - эта вера исчезла и исчезла навсегда. Рост налогового бремени, удорожание жизни, вызванное нелепыми пошлинами на все предметы импорта, как на продукты питания, так и на промышленные изделия, невыносимо обременительная воинская повинность, неизменный, постоянно возрождающийся страх перед войной, причем войной общеевропейского масштаба, когда под ружье было бы поставлено 4-5 миллионов немцев, - все это оказывало свое воздействие, все больше отдаляя от правительства крестьян, мелких торговцев, рабочих - фактически всю нацию, за исключением лишь той ее небольшой части, которая получает прибыли от созданных государством монополий. Все это терпели как нечто неизбежное, пока старый Вильгельм, Мольтке и Бисмарк составляли правительственный триумвират, казавшийся непобедимым. Но теперь старый Вильгельм умер, Мольтке на пенсии, а Бисмарку приходится иметь дело

6
ВЫБОРЫ 1890 ГОДА В ГЕРМАНИИ

с молодым императором, у которого он же сам развил безграничное тщеславие и который поэтому считает себя вторым Фридрихом Великим, а на самом деле является всего лишь самодовольным фатом, жаждущим сбросить иго своего канцлера, и к тому же игрушкой в руках придворных интриганов. При таком положении дел народ больше не будет безропотно терпеть этот непомерный гнет. Прежняя вера в прочность положения исчезла. Сопротивление, которое раньше казалось безнадежным, теперь становится необходимостью. Так что, если этот рейхстаг кажется непослушным, то следующий, пожалуй, намного превзойдет его в этом отношении.

Таким образом, Бисмарк, видимо, плохо рассчитал свою игру. Если он распустит рейхстаг, то даже spectre rouge* - лозунг против социалистов - не поможет ему. Но зато он обладает одним несомненным качеством - безудержной энергией. Если он пустит ее в ход, он может спровоцировать восстание и испробовать действие небольшого «кровопускания». Но ему не следовало бы при этом забывать, что по крайней мере половина германских социалистов прошла через армию. Они научились там дисциплине, которая до сих пор помогала им противостоять всяким попыткам спровоцировать их на восстание. Кроме того, они научились в армии кое-чему еще.

* - красный призрак. Ред.

Написано между 21 февраля и 1 марта 1890 г.

Напечатано в газете «Newcastle Daily Chronicle» 3 марта 1890 г. и с некоторыми изменениями в газете «Berliner Volksblatt» № 81, 6 апреля 1890 г.

Печатается по тексту газеты «Newcastle Daily Chronicle»

Перевод с английского На русском языке впервые опубликовано в журнале «Вопросы истории КПСС» № 6, 1960 г.

ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

20 февраля 1890 г. - начало конца эры Бисмарка. Союз юнкеров и денежных тузов для эксплуатации народных масс Германии, - ибо этот картель7 был именно таким союзом и ничем иным - пожинает свои плоды. Налог на водку, премия за экспорт сахара, пошлины на хлеб и мясо, перекачивающие миллионы из народного кармана в карман юнкеров; покровительственные пошлины на промышленные изделия, введенные как раз в тот момент, когда германская промышленность собственными силами и в условиях свободной торговли завоевала себе положение на мировом рынке, пошлины, введенные явно лишь для того, чтобы фабрикант мог продавать свой товар внутри страны по монопольным ценам, а за границей - по бросовым ценам; вся система косвенных налогов, давящая всей своей тяжестью на беднейшие слои народа и почти не затрагивающая богатых; непомерно растущее налоговое бремя для покрытия расходов на непрерывно увеличивающиеся вооружения; все возрастающая вместе с вооружениями опасность мировой войны, грозящей «уложить» от четырех до пяти миллионов немцев, ибо захват Эльзас-Лотарингии бросил Францию в объятия России и тем самым сделал Россию третейским судьей Европы; неслыханная коррупция, которая господствовала в печати и посредством которой правительство каждый раз во время новых выборов в рейхстаг систематически обрушивало на публику потоки ложных панических слухов; коррумпированная полиция, применяющая подкуп или насилие, чтобы заставить жену предавать своего мужа, а детей - своего отца; система провокаций, почти неизвестная в Германии; полицейский произвол, далеко превзошедший произвол времен до 6

8
ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

1848 года; бесстыдное попрание всякого права немецкими судами, прежде всего благородным имперским судом; превращение всего рабочего класса в бесправный класс посредством закона против социалистов - все это в свое время имело место и время это длилось достаточно долго вследствие трусости немецкого филистера, но теперь этому приходит конец.

Большинство, составляющее картель, разбито, и притом окончательно и бесповоротно; так что имеется только одно средство вновь сколотить его, да и то лишь на какой-то момент, - государственный переворот.

Что же дальше? Сколотить кое-как новое большинство для поддержки старой системы? О, этого страстно хотели бы не только в правительственных кругах. Среди свободомыслящих8 найдется немало трусов, которые скорее готовы сами войти в картель, нежели допустить возвышение злокозненных социал-демократов; похороненные вместе с Фридрихом III мечты о правительственной деятельности уже снова восстают из гроба. Но правительство не может использовать свободомыслящих, - они пока еще не созрели для союза с ост-эльбскими юнкерами, а ведь это самый важный класс в империи!

А центр? И в нем также имеется немало юнкеров, вестфальских, баварских и т. д., горящих желанием пасть в объятия своих ост-эльбских собратьев и восторженно голосовавших за выгодные юнкерам налоги. В рядах центра достаточно и буржуазных реакционеров, которые стремятся идти вспять еще дальше, чем это требуется правительству, которые, будь они в состоянии, вновь навязали бы нам всю средневековую цеховщину. Ведь специфически католическая партия, как и любая специфически христианская, не может не быть реакционной.

Почему же в таком случае невозможен новый картель с центром?

Да просто потому, что в действительности единство центра держится не на католицизме, а на ненависти к пруссакам. Центр состоит сплошь из враждебных Пруссии элементов, которые, разумеется, особенно сильны в католических местностях: крестьян, мелких буржуа и рабочих прирейнских земель, южных немцев, ганноверских и вестфальских католиков. Вокруг центра группируются все прочие буржуазные и крестьянские антипрусские элементы: вельфы и другие партикуляристы, поляки, эльзасцы9. В тот день, когда центр станет правительственной партией, он распадется на юнкерско-цеховое реакционное крыло и крестьянско-демократическое крыло; и господа, принадлежащие к первому крылу, знают, что тогда им уже больше не придется показываться перед своими избирателями. Тем не менее, такая попытка будет предпринята, и

9
ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

большинство центра пойдет навстречу этой попытке. А нам это будет только на руку. Специфически антипрусская, католическая партия сама была продуктом эры Бисмарка, порождением господства специфического пруссачества. С падением последнего неизбежно падет и первая.

Итак, временный союз центра с правительством возможен. Но центр - это не националлибералы, напротив, это первая партия, которая вышла победительницей из борьбы с Бисмарком, приведя его в Каноссу10. Следовательно, картель здесь совершенно исключен, а ведь Бисмарк мог бы использовать только новый картель.

Что же будет дальше? Роспуск рейхстага, новые выборы, игра на страхе перед социалдемократическим потопом? Для этого время также уже упущено. Если бы Бисмарк хотел этого, он даже на миг не должен был бы ссориться со своим новым императором, а тем более трезвонить повсюду об этом разладе.

Пока был жив старый Вильгельм, триумвират - Бисмарк, Мольтке, Вильгельм - в глазах немецкого филистера был незыблемо прочен. Но теперь Вильгельм отошел в небытие, Мольтке вынудили уйти, а Бисмарк колеблется, ждать ли, пока ему предложат уйти, или уйти самому. Молодой же Вильгельм, занявший место старого, всем своим кратковременным правлением, а в особенности своими знаменитыми указами, показал, что солидным буржуазным филистерам на него никак нельзя положиться и что он не желает, чтобы им кто-либо управлял. Человек, в которого филистер верит, уже не обладает властью, в человека же, который обладает властью, филистер не может верить. Старая вера в вечность созданного в 1871 г. внутреннего устройства империи умерла, и никакая сила в мире уже не может ее возродить. Последняя опора прежней политики - филистер заколебался. Может ли в этих условиях помочь роспуск рейхстага?

Государственный переворот? Но он развяжет руки не только народу, он освободит также подчиненных империи монархов от обязанности соблюдать имперскую конституцию, опрокинутую этим переворотом; переворот будет означать крушение империи.

Война? Начать ее ничего не стоит. Но чем кончится однажды начатая война, предусмотреть невозможно. Если Крез перейдет Галис или Вильгельм - Рейн, он разрушит обширное царство. Но чье? Свое собственное или неприятельское? Ведь мир пока еще сохраняется лишь благодаря непрекращающейся революции в военной технике, - революции, которая никому не позволяет считать себя готовым к войне, а также благодаря всеобщему страху перед совершенно неподдающимися учету

10
ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

шансами мировой войны - единственной, какая теперь только и возможна.

Помочь может лишь одно: восстание, спровоцированное жестокими мерами правительства и подавленное с удвоенной и утроенной жестокостью, повсеместное осадное положение и новые выборы в обстановке всеобщего страха. Но и это могло бы отсрочить гибель лишь на несколько лет. Однако это - единственное средство, а мы знаем, что Бисмарк принадлежит к такого рода людям, для которых все средства хороши. Да и Вильгельм разве не заявлял: при малейшем сопротивлении я прикажу перестрелять всех на месте? И поэтому этим средством наверняка воспользуются.

Немецкие социал-демократические рабочие только что одержали блестящую победу, которую они завоевали именно благодаря своей стойкости и выдержке, своей железной дисциплине, своему бодрому боевому юмору, своей неутомимости; но эта победа была, видимо, неожиданной для них самих; она привела также в изумление весь мир. С неотвратимостью естественного процесса увеличивалось число социал-демократических голосов на каждых новых выборах; насилия, полицейский произвол, подлость судей - все оказалось тщетным; вперед, все быстрее вперед продвигалась непрерывно возраставшая штурмовая колонна, - и вот она стоит теперь перед нами, эта вторая по силе партия в империи. Так неужели немецкие рабочие сами себе испортят дело, позволив втянуть себя в безнадежный путч исключительно ради того, чтобы спасти Бисмарка от смертельной опасности? В тот самый момент, когда их собственному мужеству - а оно выше всяких похвал, - способствует благоприятное сочетание внешних обстоятельств, когда все общественные и политические условия по необходимости содействуют социал-демократам, когда даже все их враги вынуждены действовать в интересах социал-демократии, словно им за это заплатили, - неужели в этот самый момент нас покинет дисциплина и самообладание, и мы сами ринемся на подставленный нам меч? Нет, этому не бывать. Закон против социалистов слишком хорошо вышколил наших рабочих, в наших рядах слишком много старых солдат, а среди них слишком много таких, которые научились, приставив ружье к ноге, выжидать под градом пуль, пока не наступит момент для атаки.

Написано между 21 февраля и 1 марта 1890 г.

Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» № 10, 8 марта 1890 г. и в «Arbeiter-Zeitung» № 11, 14 марта 1890 г.

Подпись: Фридрих Энгельс Печатается по тексту газеты «Der Sozialdemokrat», сверенному с текстом «Arbeiter-Zeitung»

Перевод с немецкого

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

РУССКОГО ЦАРИЗМА

Написано в декабре 1889 - феврале 1890 г. (английский вариант закончен в марте 1890 г.)

Напечатано в переводе на русский язык в журнале «Социаль-демократ», книга 1 и 2, февраль и август 1890 г., в журнале «Die Neue Zeit» № 5, май 1890 г. и в переводе автора на английский язык в журнале «Time», апрель и май 1890 г.

Подпись: Фридрих Энгельс Печатается по тексту журнала «Die Neue Zeit», сверенному с текстом английского перевода Перевод с немецкого 11 13

I Мы, западноевропейская рабочая партия*, вдвойне заинтересованы в победе русской революционной партии.

Во-первых, потому, что царская Российская империя является главным оплотом, резервной позицией и вместе с тем резервной армией европейской реакции; потому, что одно уже ее пассивное существование представляет для нас угрозу и опасность.

А во-вторых, потому, - и этот момент мы, со своей стороны, все еще недостаточно подчеркивали, - что своим постоянным вмешательством в дела Запада эта империя задерживает и нарушает нормальный ход нашего развития и делает это с целью завоевания для себя таких географических позиций, которые обеспечили бы ей господство над Европой и тем самым сделали бы невозможной победу европейского пролетариата**.

Карлу Марксу принадлежит та заслуга, что он первый указал в 1848 г. и с тех пор неоднократно подчеркивал, что именно по этой причине западноевропейская рабочая партия вынуждена бороться не на жизнь, а на смерть с русским царизмом. Выступая в том же духе, я и здесь лишь продолжаю дело моего покойного друга, выполняю то, что ему не суждено было осуществить***.

* В английском тексте, опубликованном в журнале «Time», вместо слов «Мы, западноевропейская рабочая партия» напечатано: «Не только социалисты, но и каждая прогрессивная партия в любой стране Западной Европы». Ред.

** В английском тексте вместо слов «сделали бы невозможной победу европейского пролетариата» напечатано; «под железной пятой царя была бы уничтожена всякая возможность прогресса». Ред.

*** В английской публикации вместо этого абзаца дан следующий текст: «В Англии нельзя писать о внешней политике России, не упомянув при этом имени Давида Уркарта. В течение пятидесяти лет он неутомимо рабо-

14
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

Да и среди русских революционеров обнаруживается подчас относительно слабое знакомство с этой стороной русской истории. Это объясняется, во-первых, тем, что в самой России допускается на этот счет лишь официальная легенда, а во-вторых, многие настолько сильно презирают царское правительство, что считают его неспособным ни на какие разумные действия, неспособным отчасти в силу его ограниченности, отчасти вследствие коррупции. В области внутренней политики это, впрочем, верно; тут неспособность царизма совершенно очевидна. Однако нужно знать не только слабые, но и сильные стороны противника. А внешняя политика - это безусловно та область, в которой царизм силен, очень силен. Русская дипломатия образует своего рода современный орден иезуитов, достаточно мощный, чтобы преодолеть в случае необходимости даже царские прихоти и коррупцию в своей собственной среде, чтобы тем шире распространять ее вокруг. Вначале этот орден набирался по преимуществу из иностранцев: корсиканцев, как например Поццо-ди-Борго, немцев, как Нессельроде, остзейских немцев, как Ливен; иностранкой была и его основательница, Екатерина II. тал над тем, чтобы ознакомить своих соотечественников с целями и методами русской дипломатии - предмет, который он основательно изучил; и единственной наградой за все его старания было то, что он стал посмешищем и приобрел репутацию надоедливого человека. Правда, обыкновенный филистер называет так каждого, кто настойчиво говорит о вещах неприятных, как бы важны эти вещи ни были. Тем не менее, Уркарт, ненавидевший филистеров, но не понимавший ни их природы, ни исторической неизбежности их существования в настоящее время, был обречен на провал. Сам он - будучи тори старой школы, видевший, что до сих пор в Англии одни только тори оказывали эффективное сопротивление России и что действия английских и зарубежных либералов, а также и все революционные движения на континенте обыкновенно шли лишь на пользу этой державе, - считал, что для действительного отпора вмешательствам России надо обязательно быть тори (или же турком) и что каждый либерал и революционер является, сознательно или бессознательно, орудием России.

Систематические занятия русской дипломатией привели Уркарта к убеждению, что она - всемогуща, что она и в самом деле является единственным активным фактором современной истории, все же другие правительства - лишь пассивные орудия в ее руках; так что, если бы не его столь же преувеличенная оценка силы Турции, нельзя было бы понять, почему эта всемогущая русская дипломатия давно уже не захватила Константинополь.

Стремясь, таким образом, свести всю современную историю, начиная с французской революции, к дипломатической шахматной игре между Россией и Турцией, в которой другие европейские государства играют роль пешек России, Уркарт должен был выдавать себя за некоего восточного пророка, возвещающего вместо простых исторических фактов тайную, мистическую доктрину на таинственном, гиперболически-дипломатическом языке, доктрину, полную намеков на не только малоизвестные, но едва ли даже достоверно установленные факты; а в качестве верного целебного средства против преобладания русской дипломатии над английской он предлагал возобновить практику привлечения министров к суду за государственную измену и заменить кабинет тайным советом. Уркарт был человеком с большими заслугами и вдобавок изысканным англичанином старого образца; но русские дипломаты вполне могли бы сказать: «Si М. Urquhart n'existait pas, il faudrait l'inventer [Если бы г-н Уркарт не существовал, его следовало бы выдумать]». Ред.

Обложка журнала «Социаль-демократ», в котором опубликована первая глава статьи Ф. Энгельса «Внешняя политика русского царизма»

15
ГЛАВА I

У старорусского высшего дворянства было еще слишком много мирских интересов, частных и семейных, оно не отличалось той безусловной надежностью, какая требовалась для службы в этом новом ордене. А так как дворянство нельзя было принудить к отказу от личной собственности и к безбрачию католических священников-иезуитов, то ограничились тем, что доверили ему сначала лишь второстепенные посты, а также посты, связанные с представительством, посольской службой и т. д., постепенно подготавливая таким образом школу отечественных дипломатов. До сих пор только один чистокровный русский, Горчаков, занимал высший пост в этом ордене, его же преемник, фон Гирс, опять-таки носит иностранную фамилию.

Именно это тайное общество, набиравшееся вначале из иностранных авантюристов, и подняло Российскую империю до ее нынешнего могущества. С железной настойчивостью, неуклонно преследуя намеченную цель, не останавливаясь ни перед каким вероломством, предательством, убийством из-за угла, пресмыкательством, не скупясь ни на какие подкупы, не опьяняясь победами, не падая духом при поражениях, шагая через миллионы солдатских трупов и по меньшей мере через один царский труп, - эта шайка, настолько же бессовестная, насколько и талантливая, содействовала больше, чем все русские армии, расширению границ России от Днепра и Двины за Вислу, до Прута, Дуная и Черного моря, от Дона и Волги за Кавказ, к истокам Оксуса и Яксарта; это она способствовала тому, чтобы сделать Россию великой, могущественной, внушающей страх и открыть ей путь к мировому господству.

Но тем самым она укрепила царскую власть и внутри страны. В глазах вульгарнопатриотической публики слава побед, следующие одно за другим завоевания, могущество и внешний блеск царизма с избытком перевешивают все его грехи, весь деспотизм, все несправедливости и произвол; шовинистическое бахвальство с лихвой вознаграждает за все пинки.

И это происходит в тем большей степени, чем меньше в России известны действительные причины и подробности этих успехов, чем больше заменяются они официальной легендой, как это делается и всюду (например, во Франции и Пруссии) доброжелательными правительствами ради блага своих подданных и поощрения их патриотизма. Поэтому русский, если только он шовинист, рано или поздно падет на колени перед царизмом, как мы это уже видели на примере Тихомирова.

Однако каким образом смогла подобная шайка авантюристов приобрести такое огромное влияние на ход европейской

16
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

истории? Очень просто. Они не создали ничего нового, они лишь правильно использовали существующее положение вещей. Все успехи русской дипломатии имеют под собой весьма осязаемую материальную основу.

Представим себе Россию в середине прошлого столетия. Уже в то время она занимала огромную территорию с исключительно однородным в расовом отношении населением. Население было редким, но быстро растущим; следовательно, одно уж течение времени обеспечивало рост могущества страны. Это население находилось в состоянии духовного застоя, было лишено всякой инициативы, но в рамках своего традиционного образа жизни было пригодно решительно на все; выносливое, храброе, послушное, способное преодолевать любые тяготы и лишения, оно поставляло превосходный солдатский материал для войн того времени, когда сомкнутые массы решали исход боя. Сама страна обращена к Европе лишь одной своей западной границей и поэтому уязвима лишь с этой стороны; она не имеет такого центра, захват которого мог бы принудить ее к заключению мира, она почти абсолютно недоступна для завоевания вследствие бездорожья, протяженности территории и бедности ресурсов. Такая страна представляет собой неуязвимую мощную позицию для каждого, кто умеет ее использовать, позволяя себе отсюда безнаказанно проделывать в Европе такие вещи, которые вовлекли бы любое другое правительство в бесконечные войны.

Сильная, почти неприступная в обороне Россия была соответственно слаба в наступлении.

Сбор, организация, вооружение и передвижение армий внутри страны наталкивались на серьезнейшие препятствия, и ко всем материальным затруднениям присоединялось еще безграничное взяточничество чиновников и офицеров. Все попытки сделать Россию способной к наступательным действиям большого масштаба до сих пор терпели неудачу; вероятно, и последняя, предпринятая ныне попытка, введение всеобщей воинской повинности12, также потерпит полную неудачу. Можно сказать, что препятствия возрастают здесь почти пропорционально квадрату числа тех масс, которые требуется организовать, не говоря уже о том, что при такой малочисленности городского населения невозможно найти необходимое теперь огромное количество офицеров. Эта слабость никогда не была тайной для русской дипломатии; поэтому она всегда старалась по возможности избегать войн и допускала их только как самое крайнее средство, да и то лишь при исключительно благоприятных условиях. Ее могут устроить только такие войны, когда союзники России должны

17
ГЛАВА I

нести основное бремя, подвергать свою территорию, превращенную в театр военных действий, опустошениям и выставлять наибольшую массу бойцов, в то время как русские войска выполняют роль резервов, которые щадят в большинстве боев, но на долю которых во всех крупных сражениях выпадает связанная со сравнительно небольшими жертвами честь решать окончательный исход дела; так это и было в войне 1813-1815 годов13. Но война не всегда может происходить в таких выгодных условиях, и поэтому русская дипломатия предпочитает использовать в своих целях противоречивые интересы и алчность других держав, натравливая эти державы друг на друга и извлекая из враждебных отношений между ними выгоды для завоевательной политики России. На свой страх и риск царизм ведет войну только против таких заведомо слабых противников, как шведы, турки, персы, и в этом случае ему уж не приходится делить с кем-либо свою добычу.

Однако вернемся к России 1760 года. Соседями этой однородной, неприступной страны были главным образом страны, которые, по видимости или в действительности, пришли в упадок, приближались к распаду и представляли поэтому настоящий matiere a conquetes*. На севере - Швеция, могущество и престиж которой были подорваны именно вследствие того, что Карл XII сделал попытку вторгнуться в Россию; этим он погубил Швецию и воочию показал неприступность России. На юге - турки и их данники, крымские татары, представлявшие собой лишь обломки прежнего величия; наступательная сила турок была сломлена еще 100 лет тому назад, оборонительная же их сила, пока еще значительная, также уменьшилась; лучшим показателем этой возрастающей слабости являлись волнения, начавшиеся среди покоренных ими христиан: славян, румын и греков, которые составляли большинство населения Балканского полуострова. Эти христиане, почти исключительно грекоправославного вероисповедания, были, таким образом, единоверцами русских, а среди них славяне - сербы и болгары - к тому же и их соплеменниками. Поэтому стоило лишь России объявить о своем призвании защищать угнетенную православную церковь и порабощенное славянство, как почва для завоеваний - под маской освобождения - была уже здесь подготовлена. Точно так же к югу от Кавказского хребта под турецким владычеством находились небольшие христианские государства и исповедующие христианство армяне, по отношению к которым царизм мог провозгласить себя «освободителем».

* - объект для завоеваний. Ред.

18
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

К тому же здесь, на юге, алчного завоевателя прельщала такая военная добыча, равной которой не было в Европе: древняя столица Восточной Римской империи, метрополия всего православного мира, город, одно уже русское название которого Константинополь-Царьград служит выражением господства над Востоком и того авторитета, которым наделен его властитель в глазах восточных христиан.

Царьград в качестве третьей российской столицы, наряду с Москвой и Петербургом, - это означало бы, однако, не только духовное господство над восточнохристианским миром, это было бы также решающим этапом к установлению господства над Европой. Это означало бы безраздельное господство над Черным морем, Малой Азией, Балканским полуостровом.

Это означало бы, что Черное море по первому желанию царя может быть закрыто для всех торговых и военных, флотов, кроме русского, что это море превращается в русскую военную гавань и место маневров исключительно русского флота, который в любой момент мог бы с этой надежной резервной позиции делать вылазки через укрепленный Босфор и снова укрываться в этой гавани. Тогда России оставалось бы только установить такое же господство, прямое или косвенное, над Зундом и обоими Бельтами, - и она была бы неприступна также и с моря.

Господство над Балканским полуостровом продвинуло бы границы России до Адриатического моря. Но эта граница на юго-западе была бы непрочной без соответствующего перенесения всей западной границы России, без значительного расширения сферы ее господства. А условия здесь были, пожалуй, еще более благоприятные.

Прежде всего Польша; эта основанная на грабеже и угнетении крестьян дворянская республика находилась в состоянии полного расстройства; ее конституция делала невозможным какое-либо общенациональное действие и в силу этого обрекала страну на положение легкой добычи соседей. С начала восемнадцатого столетия Польша, по выражению самих поляков, держалась беспорядком (Polska nierzadem stoi); иностранные войска непрерывно оккупировали всю страну или проходили через нее; она служила им постоялым двором и трактиром (karczma zajezdna, как говорили поляки), при этом, однако, они, как правило, забывали об оплате. Уже Петр Великий систематически разорял Польшу, его преемникам оставалось только протянуть руку к добыче. И для этого у них был к тому же такой предлог, как «принцип национальностей»14. Польша не являлась однородной страной. В те времена, когда Великороссия попала под монголь-

19
ГЛАВА I

ское иго, Белоруссия и Малороссия нашли себе защиту от азиатского нашествия, присоединившись к так называемому Литовскому княжеству. Это княжество впоследствии добровольно объединилось с Польшей15. С тех пор, вследствие более высокого уровня цивилизации Польши, дворянство Белоруссии и Малороссии сильно ополячилось, а в XVI веке, когда в Польше господствовали иезуиты, православных русских подданных Польши вынуждали присоединяться к римско-католической церкви. Это давало великорусским царям желанный предлог для притязаний на территорию бывшего Литовского княжества, как на национальную русскую область, угнетенную, однако, Польшей, хотя, по крайней мере малороссы, по мнению виднейшего современного слависта Миклошича, говорят не просто на одном из русских диалектов, а на вполне самостоятельном языке; другой предлог для вмешательства состоял в том, чтобы в качестве защитников православия выступить в пользу православных униатов16, хотя последние давно уже примирились со своим положением по отношению к римско-католической церкви.

За Польшей лежала другая страна, которая, казалось, окончательно пришла в состояние полного распада, - Германия. Со времени Тридцатилетней войны германская Римская империя являлась государством лишь номинально. Власть имперских князей все более приближалась к полному суверенитету; их право не повиноваться воле императора, заменявшее в Германии польское liberum veto, было по условиям Вестфальского мира открыто гарантировано Францией и Швецией17; таким образом, усиление центральной власти в Германии было поставлено в зависимость от согласия заграницы, весьма заинтересованной в том, чтобы не допустить этого усиления. К тому же, Швеция в силу своих завоеваний в Германии являлась членом Германской империи, имела место и голос в имперском сейме. В каждой войне император обнаруживал немецких имперских князей в числе союзников своих чужеземных врагов, каждая война, таким образом, являлась в то же время и междоусобной войной. Почти все более крупные и средние имперские князья были подкуплены Людовиком XIV, и экономически страна была настолько разорена, что без этого ежегодного притока французских денег, шедших на подкуп, не было бы вообще никакой возможности сохранять в стране деньги как средство обращения*. Поэтому император давно уже искал опору своей

* См. Gulich. Geschichtliche Darstellung des Handels u. Jena 1830, 2. Band, S. 201-20618.

20
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

власти не в самой империи, которая лишь вводила его в расходы и ничего не приносила, кроме забот и тревог, а в своих австрийских - немецких и ненемецких - наследственных владениях. И рядом с австрийской династией постепенно уже начинала возвышаться в качестве ее соперницы прусская династия.

Таково было положение дел в Германии ко времени Петра Великого. Этот действительно великий человек - не чета Фридриху «Великому», покорному слуге преемницы Петра Екатерины II, - первый в полной мере оценил исключительно благоприятное для России положение в Европе. Он ясно - гораздо яснее, чем это было сделано в его так называемом завещании, составленном, по-видимому, каким-то эпигоном19, - разглядел, наметил и начал осуществлять основные принципы русской политики как по отношению к Швеции, Турции, Персии, Польше, так и по отношению к Германии. Германия занимала Петра больше, чем любая другая страна, за исключением Швеции. Швецию он должен был разбить; Польшу он мог захватить, стоило ему только протянуть руку; до Турции было еще слишком далеко; но стать твердой ногой в Германии, занять там такое положение, которое так широко использовала Франция и использовать которое у Швеции не хватало сил, - это было для него главной задачей. Он делал все, чтобы путем приобретения какой-либо немецкой территории сделаться немецким имперским князем, но тщетно; ему удалось лишь ввести систему брачных союзов с членами немецких княжеских фамилий и использования в интересах дипломатии внутренних раздоров в Германии.

После Петра это положение еще больше изменилось в пользу России благодаря возвышению Пруссии. В ее лице у германского императора вырос внутри самой империи почти равный ему по силе противник, который увековечивал и доводил до крайности раскол Германии. Но в то же время этот противник был еще довольно слаб, чтобы обходиться без помощи Франции или России, - особенно России, - так что чем больше он освобождался от вассальной зависимости по отношению к Германской империи, тем вернее он попадал в вассальную зависимость к России.

Таким образом, в Европе оставались лишь три державы, с которыми приходилось считаться: Австрия, Франция, Англия, а для того, чтобы поссорить эти державы между собой или подкупить их, используя в качестве приманки обещание территориальных приобретений, не требовалось большого искусства. Англия и Франция по-прежнему все еще являлись соперниками

21
ГЛАВА I

на море; Францию можно было привлечь перспективой территориальных захватов в Бельгии и Германии; Австрию можно было прельстить обещаниями всяческих выгод за счет Франции, Пруссии, а со времени Иосифа II и за счет Баварии. Таким образом, при умелом использовании сталкивающихся интересов Россия могла обеспечить поддержку любой своей дипломатической акции со стороны сильных, даже со стороны превосходящих по силе союзников. И вот, лицом к лицу с этими распадающимися соседними странами, лицом к лицу с этими тремя великими державами, раздираемыми вечными ссорами в силу своих традиций, экономических условий, политических или династических интересов или завоевательных устремлений, постоянно стремившимися друг друга перехитрить, - стояла единая, однородная, молодая, быстро возвышающаяся Россия, почти неуязвимая и совершенно недоступная для завоеваний, к тому же представлявшая собой нетронутый, крайне податливый пластический материал. Какая находка для талантливых и честолюбивых людей, для людей, стремившихся к власти, все равно, где и каким путем, лишь бы это была действительная власть, действительная арена для их таланта и честолюбия! А таких людей «просвещенный» восемнадцатый век порождал в огромном количестве; во имя служения «человечеству» эти люди разъезжали по всей Европе, посещали дворы всех просвещенных государей, - а какой государь не желал быть в то время просвещенным! - и оседали там, где находили выгодное место, образуя своего рода «не имеющий отечества» дворянско-буржуазный интернационал просвещения.

Этот интернационал пал к ногам северной Семирамиды, также не имевшей отечества Софии- Августы Ангальт-Цербстской, названной в России Екатериной II, и именно из этого интернационала сама Екатерина набирала нужные ей элементы для своего иезуитского ордена русской дипломатии.

В своей работе о Томасе Море Карл Каутский20 показал, каким образом первая форма буржуазного просвещения, «гуманизм» XV и XVI веков, в своем дальнейшем развитии превратилась в католический иезуитизм. Совершенно то же самое мы видим и здесь, когда вторая, вполне зрелая форма буржуазного просвещения в XVIII веке превращается в современный иезуитизм, в русскую дипломатию. Это превращение в свою противоположность, это достижение в конечном счете такого пункта, который полярно противоположен исходному, составляет естественно неизбежную судьбу всех исторических движений, участники которых имеют смутное представление о причинах и условиях их существования и поэтому ставят перед

22
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

ними чисто иллюзорные цели. «Ирония истории» неумолимо вносит здесь свои поправки*.

Посмотрим теперь, как действует этот иезуитский орден, как он использует непрерывно меняющиеся цели соперничающих друг с другом великих держав в качестве средства для достижения своей никогда не меняющейся, никогда не упускаемой из виду цели - мирового господства России.

* В английском тексте данный абзац опущен. Ред.

23
ГЛАВА II

II Никогда еще международное положение не было более благоприятным для завоевательных планов царизма, чем в 1762 г., когда на престол вступила, после убийства своего мужа, великая блудница Екатерина II. Семилетняя война расколола всю Европу на два лагеря21.

Англия сломила могущество французов на море, в Америке, в Индии, а затем бросила на произвол судьбы своего континентального союзника, прусского короля Фридриха II. Этот последний находился в 1762 г. на краю гибели, когда вступивший на российский престол Петр III прекратил войну против Пруссии; Фридриху, покинутому своей последней и единственной союзницей, Англией, надолго рассорившемуся с Австрией и Францией, истощенному семилетней борьбой за существование, не оставалось другого выбора, как броситься к ногам только что взошедшей на трон царицы. Это обеспечивало ему не только могущественное покровительство, но и давало надежду на присоединение того куска Польши, который отделял Восточную Пруссию от основной части его монархии и завоевание которого стало теперь главной целью его жизни. 31 марта (11 апреля) 1764 г. Екатерина и Фридрих заключили Петербургский договор о союзе22, согласно секретной статье которого обе стороны взяли на себя обязательство охранять силой оружия действующую польскую конституцию, - это лучшее средство разрушения Польши, - от всяких попыток реформы. Этим был предрешен будущий раздел Польши. Кусок Польши был той костью, которую царица бросила Пруссии, чтобы заставить ее смирно сидеть целое столетие на русской цепи.

Я не буду вдаваться в детали первого раздела Польши23. Но характерно, что он был осуществлен - против воли старомодной Марии-Терезии - в основном тремя главными столпами

24
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

европейского «просвещения»: Екатериной, Фридрихом и Иосифом. Последние два, гордясь той просвещенной государственной мудростью, с какой они попирали как предрассудок традиционные нормы международного права, были при этом достаточно глупы, чтобы не заметить, что своим участием в грабеже Польши они с головой отдавали себя во власть русского царизма.

Вряд ли кто мог оказать Екатерине большую услугу, чем эти просвещенные августейшие соседи. «Просвещение»* являлось таким же девизом царизма в Европе в восемнадцатом веке, каким «освобождение народов» в девятнадцатом. Любой захват территории, любое насилие, любое угнетение царизм осуществлял не иначе, как под предлогом просвещения, либерализма, освобождения народов. И по-детски наивные западноевропейские либералы, вплоть до Гладстона, верили этому**, подобно тому как не менее наивные консерваторы также непоколебимо верят в пустые фразы о защите легитимизма24, о поддержании порядка, религии, европейского равновесия, о святости договоров - фразы, которые одновременно твердит официальная Россия. Русской дипломатии ловко удавалось льстить обеим большим буржуазным партиям Европы. Ей, и только ей, разрешается быть в одно и то же время легитимистской и революционной, консервативной и либеральной, ортодоксальной и просвещенной. Отсюда понятно то презрение, с каким смотрит подобного рода русский дипломат на «образованный» Запад.

За Польшей наступила очередь Германии. В 1778 г. Австрия и Пруссия затеяли между собой драку из-за баварского наследства25, и опять-таки к выгоде одной лишь Екатерины. Россия стала уже достаточно могущественной, чтобы все еще, подобно Петру, помышлять о получении прав члена Германской империи***; она стремилась теперь приобрести там такое же положение, которого она уже достигла в Польше и которое в Германской империи занимала Франция, - положение гаранта беспорядка в Германии против всяких попыток реформы. И этого положения она добилась. По Тешенскому миру 1779 г. Россия вместе с Францией взяла на себя гарантию как этого мирного договора, так и всех подтвержденных им прежних мирных договоров, в частности Вестфальского 1648 года. Этим

* В английском тексте вместо слова «Просвещение» напечатано; ««Прогресс» и «просвещение»». Ред.

** В английском тексте вместо слов «верили этому» напечатано; «верят этому по сей день». Ред.

*** В английском тексте вместо слов «о получении прав члена Германской империи» напечатано; «о вхождении в состав Германской империи путем приобретения какого-нибудь небольшого немецкого княжества». Ред.

25
ГЛАВА II

было закреплено бессилие Германии, и сама она была намечена в качестве объекта будущего раздела между Францией и Россией.

Не была забыта и Турция. Войны России против турок всегда приходятся на такие периоды, когда на западной границе России царит мир, а Европа в той или иной степени занята где-нибудь в другом месте. Екатерина вела две таких войны26. Первая привела к завоеваниям на Азовском море и провозглашению независимости Крыма, превращенного спустя четыре года в русскую провинцию. В результате второй граница России передвинулась с Буга вплоть до Днестра. Во время этих войн русские агенты подстрекали греков к восстанию против турок. Разумеется, повстанцы были в конце концов брошены русским правительством на произвол судьбы.

Во время американской войны за независимость Екатерина впервые сформулировала от своего имени и от имени своих союзников принцип «вооруженного нейтралитета» (1780 г.) - требование ограничения прав, на которые претендовала Англия для своих военных судов в открытом море. Это требование стало с тех пор постоянной целью русской политики и в основном было признано Европой и самой Англией по условиям Парижского мира 1856 года27. Только Соединенные Штаты Америки до сих пор не желают с ними считаться.

Разразилась французская революция, и это было новой удачей для Екатерины. Нисколько не опасаясь проникновения революционных идей в Россию, она увидела в этом событии лишь новый удобный повод перессорить между собой европейские государства, с целью обеспечения России свободы действий. После смерти обоих ее «просвещенных» друзей и соседей Фридрих-Вильгельм II в Пруссии, Леопольд в Австрии попытались вести независимую политику. Революция предоставила Екатерине прекрасный случай под предлогом борьбы с республиканской Францией вновь приковать их обоих к России и в то же время, пока они были заняты на французской границе, сделать новые приобретения в Польше. И Пруссия и Австрия попались на удочку. И хотя Пруссия - разыгрывавшая с 1787 по 1791 г. роль союзницы Польши против Екатерины - вовремя спохватилась и потребовала на этот раз более значительной доли в грабеже Польши, хотя Австрии также пришлось выделить кусок Польши, но все же львиная доля добычи опять-таки досталась Екатерине28. Почти вся Белоруссия и Малороссия были теперь воссоединены с Великороссией.

Но на этот раз медаль имела и оборотную сторону. Пока грабеж Польши отвлекал также силы коалиции 1792-1794 гг.29,

26
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

ослабляя ее наступательную мощь против Франции, последняя за это время настолько окрепла, что совершенно самостоятельно одержала победу. Польша пала, но ее сопротивление спасло французскую революцию, а вместе с французской революцией началось движение, против которого бессилен и царизм. Этой роли поляков мы на Западе никогда не забудем.

Впрочем, как мы увидим, это не единственный случай, когда поляки спасали европейскую революцию.

В политике Екатерины отчетливо обозначились уже все существенные черты нынешней политики России: присоединение Польши, хотя при этом на первых порах приходилось еще часть добычи уступать соседям; превращение Германии в объект будущего раздела; Константинополь как великая, никогда не забываемая, шаг за шагом осуществляемая главная цель; завоевание Финляндии для прикрытия Петербурга и присоединение, в порядке компенсации, Норвегии к Швеции, что и было предложено Екатериной во Фридрихсгаме королю Густаву III30; ослабление морского превосходства Англии посредством ограничительных правил международного права; возбуждение восстаний среди христиан-райя в Турции; наконец, умелое сочетание либеральной и легитимистской фразеологии, посредством которой по мере надобности Россия дурачит падких до фраз западноевропейских «образованных» филистеров и их так называемое общественное мнение.

К моменту смерти Екатерины владения России превосходили уже все, что мог требовать даже самый необузданный национальный шовинизм. Все, что носило русское имя, - за исключением незначительного числа австрийских малороссов, - находилось под скипетром ее преемника, который мог теперь с полным правом называть себя самодержцем всероссийским. Россия не только завоевала выход к морю, но и овладела как на Балтийском, так и на Черном морях обширным побережьем и многочисленными гаванями. Под русским господством находились не только финны, татары и монголы, но также литовцы, шведы, поляки и немцы. - Чего еще желать? Для любой другой нации этого было бы достаточно. Для царской же дипломатии - нацию не спрашивали - это являлось лишь базой, откуда теперь только и можно было начинать настоящие завоевания.

Французская революция отшумела, сама породив своего усмирителя - Наполеона. Она, казалось, оправдывала высокую мудрость русской дипломатии, которая не дала себя запугать грандиозным народным восстанием. Возвышение Наполеона открывало теперь перед русской дипломатией возможность

27
ГЛАВА II

новых успехов: Германия приближалась к тому, чтобы разделить участь Польши. Но преемник Екатерины, Павел, был упрямым, своенравным человеком, на него нельзя было положиться; он ежеминутно расстраивал планы дипломатов; он стал невыносимым, его надо было устранить. Соответствующие исполнители легко нашлись среди гвардейских офицеров; наследник престола, Александр, состоял в заговоре и прикрывал его; Павел был задушен, и тотчас же началась новая кампания к вящей славе нового царя, который вследствие самого способа восшествия на престол стал пожизненным слугой иезуитской шайки дипломатов.

Эта последняя предоставила Наполеону окончательно разрушить Германскую империю и довести до крайности царивший в ней беспорядок. Однако когда дело дошло до окончательной расплаты, тут снова выступила Россия. По Люневильскому мирному договору (1801 г.)31

Франция приобретала весь немецкий левый берег Рейна, причем было оговорено, что немецкие князья, которые в связи с этим лишались своих владений, должны получить компенсации на правом берегу Рейна за счет земель имперского духовенства: епископов, аббатов и т. п. И теперь Россия заявила, ссылаясь на полученные ею по Тешенскому договору 1779 г. права гаранта, что при распределении компенсаций решающее слово должно принадлежать ей и Франции, обоим гарантам беспорядка в Германии. А распри немецких князей, их жадность и вошедшее в привычку предательство по отношению к империи уже обеспечили то, чтобы это слово России и Франции стало действительно решающим. Дело дошло до того, что Россия и Франция составили план раздела церковных земель между лишенными владений князьями и все основные положения этого плана, составленного заграницей и в интересах заграницы, были возведены в закон Германской империи (решение имперской депутации, 1803 г.)32.

Германская империя как союзное государство было фактически разрушено; Австрия и Пруссия стали действовать как самостоятельные европейские державы и, подобно России и Франции, рассматривали входившие в империю мелкие государства лишь как территорию для завоевания. Что же ожидало эти мелкие государства? Пруссия была еще слишком мала и слишком молода, чтобы притязать на главенство над ними, а Австрия только что утратила последние следы этого главенства. Но на наследство Германской империи претендовали также Россия и Франция. Франция разрушила старую империю силой оружия; своим соседством вдоль всего Рейна она

28
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

оказывала непосредственное давление на мелкие государства; а овеянные славой победы Наполеона и французских армий довершили остальное, - мелкие немецкие князья оказались у его ног. А Россия? Теперь, когда цель ее вековых стремлений была почти достигнута, когда Германия находилась в состоянии полного распада, была смертельно истощена, бессильна и беспомощна, - могла ли Россия именно в такой момент допустить, чтобы корсиканский выскочка вырвал у нее добычу из-под носа?

Русская дипломатия немедленно начала кампанию за установление верховенства над мелкими германскими государствами. Добиться этого, само собой разумеется, было невозможно без победы над Наполеоном. Следовательно, надо было привлечь на свою сторону немецких князей и так называемое общественное мнение Германии, насколько в то время о нем вообще могла идти речь. Князей принялись обрабатывать посредством дипломатии, филистеров - посредством литературы. В то время как при дворах щедро расточались русская лесть, угрозы, ложь и деньги на подкуп, публику засыпали таинственными брошюрами, в которых Россия превозносилась как единственная держава, способная спасти Германию и взять ее под свою действенную защиту, что в силу Тешенского договора 1779 г. составляет ее право и ее долг. И когда разразилась война 1805 г., то каждому, кто способен был хоть что-нибудь видеть, должно было стать ясным, что дело шло лишь о том, образуют ли мелкие государства французский Рейнский союз или же - русский.

Судьба хранила Германию. Русские и австрийцы были разбиты при Аустерлице, и новый Рейнский союз так и не стал форпостом царизма33. Французское же иго было, по крайней мере, игом современным, заставившим немецких монархов покончить с наиболее вопиющими анахронизмами в существовавшем до тех пор порядке вещей.

За Аустерлицем последовали прусско-русский союз, Йена, Эйлау, Фридланд и Тильзитский мир 1807 года34. Здесь снова обнаружилось, какое огромное преимущество давало России ее безопасное в стратегическом отношении положение. Разбитая в двух кампаниях, она приобрела новую территорию за счет своих бывших союзников и заключила союз с Наполеоном для раздела мира: Наполеону - Запад, Александру - Восток!

Первым плодом этого союза было завоевание Финляндии. Без всякого объявления войны, но с согласия Наполеона, русские начали наступление; неспособность и продажность шведских генералов, а также разногласия между ними обеспечили

29
ГЛАВА II

русским легкую победу; смелый переход русских войск через замерзшее Балтийское море повлек за собой насильственный дворцовый переворот в Стокгольме и уступку Финляндии России35. Однако спустя три года, когда наметился разрыв с Наполеоном, царь Александр вызвал в Або маршала Бернадота, избранного наследником шведского престола, и обещал ему Норвегию, если тот присоединится к союзу Англии и России против Наполеона36. Так осуществился в 1814 г. план Екатерины: Финляндия - мне, Норвегия - тебе.

Но Финляндия была только прелюдией. Целью Александра, как всегда, оставался все тот же Царьград. В Тильзите и Эрфурте37 Наполеон твердо обещал ему Молдавию и Валахию и подал надежду на раздел Турции, за исключением, однако, Константинополя. С 1806 г. Россия вела войну с Турцией; на этот раз восстали не только греки, но также и сербы38. Однако то, что в отношении Польши звучало лишь иронически, для Турции соответствовало действительности: она держалась беспорядком. Обладавший железной стойкостью рядовой солдат, сын наделенного такой же стойкостью турецкого крестьянина, именно вследствие этого беспорядка получал возможность выправлять то, что портили продажные паши. Турок можно было разбить, но не сломить, и русская армия продвигалась по направлению к Царьграду очень медленно.

Но ценой за эту «свободу рук» на Востоке было присоединение к континентальной системе Наполеона, разрыв всяких торговых отношений с Англией39. А это означало для тогдашней России полное расстройство торговли. Это было то время, когда Евгений Онегин (Пушкина) узнал из Адама Смита Как государство богатеет ... и почему Не нужно золота ему, Когда простой продукт имеет, - меж тем как, с другой стороны, Отец понять его не мог И земли отдавал в залог*.

Россия могла получать деньги лишь посредством морской торговли и вывоза своего сырья на главный в то время рынок, в Англию; а Россия была уже слишком европейской страной,

* Пушкин. «Евгений Онегин», глава первая, строфа VII. (В оригинале прозаический немецкий перевод Энгельса: «wie ein Staat reich wird und wie er kein Geld braucht, wenn er nur Ueberflus an Produkten hat... sein Vater das nicht begreifen konnte und ein Landgut nach dem andern vorhypothekiren muste».) Ред.

30
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

чтобы обходиться без денег. Торговая блокада становилась невыносимой. Экономика оказалась сильнее дипломатии и царя, вместе взятых; торговые отношения с Англией втихомолку были возобновлены; условия Тильзитского договора были нарушены, и разразилась война 1812 года.

Наполеон во главе соединенных армий всего Запада перешел русскую границу. Поляки, компетентные в этом деле судьи, советовали ему остановиться на Двине и Днепре, реорганизовать Польшу и ждать там наступления русских. Полководец такого масштаба, как Наполеон, не мог не признать, что это был правильный план. Но находясь уже на такой головокружительной высоте и при том непрочном фундаменте, на который он опирался, Наполеон уже не мог решиться на затяжные кампании. Ему необходимы были быстрые успехи, блистательные победы, завоеванные штурмом мирные договора; он пренебрег советом поляков, пошел на Москву и тем самым привел русских в Париж.

Уничтожение огромной наполеоновской армии при отступлении из Москвы послужило сигналом к всеобщему восстанию против французского владычества на Западе. В Пруссии поднялся весь народ, принудивший трусливого короля Фридриха-Вильгельма III к войне против Наполеона. Австрия присоединилась к России и Пруссии, как только закончила свои военные приготовления. После сражения при Лейпциге40 от Наполеона отпал Рейнский союз, а через каких-нибудь восемнадцать месяцев после вступления Наполеона в Москву Александр вошел в Париж как властелин и повелитель Европы.

Турция, преданная Францией, заключила в 1812 г. мир в Бухаресте, уступив русским Бессарабию. Венский конгресс принес России Царство Польское41, так что теперь к ней было присоединено почти девять десятых прежней польской территории. Однако еще более важное значение имело то положение, которое царь занимал теперь в Европе. На европейском континенте он не имел больше соперников. Австрия и Пруссия шли у него на поводу. Французские Бурбоны были обязаны ему восстановлением на престоле своей династии и поэтому также были ему послушны. Швеция получила благодаря ему Норвегию в качестве залога дружественной царю политики. Даже испанская династия обязана была своим восстановлением гораздо больше победам русских, пруссаков и австрийцев, чем победам Веллингтона, которые никогда бы не смогли сокрушить Французскую империю.

Никогда еще Россия не достигала такого могущественного положения. Но она сделала также еще один шаг за пределы

31
ГЛАВА II

своих естественных границ. Если в отношении завоеваний Екатерины у русского шовинизма были еще некоторые извиняющие - я не хочу сказать оправдывающие - предлоги, то относительно завоеваний Александра об этом не может быть и речи. Финляндия населена финнами и шведами, Бессарабия - румынами, конгрессовая Польша42 - поляками. Здесь уж и говорить не приходится о воссоединении рассеянных родственных племен, носящих русское имя, тут мы имеем дело с неприкрытым насильственным завоеванием чужой территории, с простым грабежом.

32
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

III Победа над Наполеоном была победой европейских монархий над французской революцией, последней фазой которой являлась наполеоновская империя; победа эта была отпразднована восстановлением «легитимизма». Но в то время как Талейран рассчитывал посредством этой придуманной им фразы поймать на удочку царя Александра, русской дипломатии в гораздо большей степени удалось при помощи той же фразы водить за нос всю Европу. Под предлогом защиты легитимизма она основала «Священный союз», этот расширенный русско-австро-прусский союз, доведенный до степени заговора всех европейских монархов против их народов под главенством русского царя43. Другие монархи верили в этот предлог; но как смотрели на это царь и его дипломатия, мы сейчас увидим.

Для русской дипломатии речь шла лишь о том, чтобы использовать достигнутую в Европе гегемонию с целью дальнейшего продвижения к Царьграду. Для достижения этой цели она могла пустить в ход три рычага: румын, сербов, греков. Наиболее подходящим элементом были греки. Это был торговый народ, а купцы больше всего страдали от притеснений турецких пашей. Христианин-земледелец под турецким владычеством находился в лучших материальных условиях, чем где бы то ни было. Он сохранил свои институты, существовавшие до турецкого завоевания, и полное самоуправление; пока он платил налоги, турок, как правило, не обращал на него внимания; лишь изредка подвергался он насилиям, подобно тем, какие в средние века приходилось сносить западноевропейскому крестьянину от дворянства.

Это было унизительное и едва терпимое существование, однако в материальном отношении оно было не столь обременительным и не так уж не соответствовало тогдашнему уровню цивилизации этих народов; поэтому прошло немало времени, прежде чем славянский райя

33
ГЛАВА III

обнаружил, что подобное существование невыносимо. Напротив, греческая торговля с того времени, как турецкое господство избавило ее от разорительной конкуренции венецианцев и генуэзцев, быстро расцвела и достигла таких больших размеров, что не могла уже больше переносить и самого турецкого господства. В самом деле, турецкое, как и любое другое восточное господство несовместимо с капиталистическим обществом; нажитая прибавочная стоимость ничем не гарантирована от хищных рук сатрапов и пашей; отсутствует первое основное условие буржуазной предпринимательской деятельности* - безопасность личности купца и его собственности. Неудивительно поэтому, что греки, которые с 1774 г. предприняли уже две попытки восстания, восстали теперь еще раз44.

Греческое восстание создало, таким образом, благоприятные возможности, но для того чтобы царская дипломатия могла здесь развернуть энергичные действия, необходимо было предотвратить вмешательство со стороны Запада, следовательно, надо было сделать так, чтобы Запад был занят своими внутренними делами. И почва для этого была великолепно подготовлена фразой о легитимизме. Легитимные монархи повсюду вызвали против себя глубокую ненависть. Попытки восстановить дореволюционные порядки привели в возбуждение буржуазию всего Запада; во Франции и Германии началось брожение, в Испании и Италии вспыхнуло открытое восстание45. Ко всем этим заговорам и восстаниям царская дипломатия приложила свою руку. Не то, чтобы она их устраивала или хотя бы существенно способствовала их временным успехам. Однако через своих полуофициальных агентов она делала все возможное, чтобы сеять раздоры во владениях своих легитимных союзников**. И уже совсем открыто покровительствовала она тем мятежным элементам Запада, которые выступали под маской сочувствия грекам; а кто же были эти филэллины, собиравшие деньги, посылавшие в Грецию добровольцев и целые вооруженные вспомогательные отряды, как не те же самые карбонарии и прочие либералы Запада?

Все это нисколько не мешало просвещенному царю Александру на конгрессах в Ахене, Троппау, Лайбахе, Вероне призывать своих легитимных коллег к самым энергичным действиям против их мятежных подданных и для подавления революции

* В английском тексте вместо выражения «буржуазной предпринимательской деятельности» напечатано: «прибыльной торговли». Ред.

** В английском тексте вместо слов «сеять раздоры во владениях своих легитимных союзников» напечатано: «возбуждать недовольство и раздоры среди подданных своих легитимных союзников». Ред.

34
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

посылать австрийцев в 1821 г. в Италию, а французов в 1823 г. в Испанию46; это не помешало ему даже осудить для видимости восстание греков, хотя в то же самое время он разжигал это восстание и подстрекал западноевропейских филэллинов удвоить свои усилия. Снова глупая Европа была одурачена невероятным образом; монархам и реакционерам царизм проповедовал легитимизм*, либеральным филистерам - освобождение народов и просвещение**; и те и другие верили ему.

В Вероне французский министр, романтик Шатобриан, был совершенно очарован царем, который подал французам надежду на приобретение левого берега Рейна, если только они будут послушно следовать за Россией. Этой надеждой, подкрепленной позднее, при Карле X, твердым обещанием, русская дипломатия водила на помочах Францию и направляла французскую восточную политику с небольшими перерывами вплоть до 1830 года.

Несмотря на все это, «человеколюбивая» политика царя, который под предлогом освобождения греческих христиан от мусульманского гнета стремился сам занять место мусульман, не достигала желаемых успехов***. Ибо, как писал русский посол в Лондоне, князь Ливен (депеша от 18 (30) октября 1825 г.), «вся Европа с ужасом смотрит на этот русский колосс, гигантские силы которого ждут только сигнала, чтобы двинуться против нее. В ее интересах поэтому поддерживать турецкую державу, этого естественного врага нашей империи»47.

Война в Греции продолжалась с переменным успехом, а между тем все попытки России добиться высокого согласия Европы на занятие Дунайских княжеств и тем самым вынудить Турцию к капитуляции терпели неудачу. Тем временем Турция получила в 1825 г. помощь из Египта; греки были повсюду разбиты, восстание почти подавлено. Русская политика стояла перед выбором: либо поражение, либо принятие смелых решений.

Канцлер Нессельроде обратился за советом к своим послам. Поццо-ди-Борго в Париже (депеша от 4 (16) октября 1825 г.) и Ливен в Лондоне (депеша от 18 (30) октября 1825 г.) высказались безоговорочно за решительные действия: следует немедленно занять Дунайские княжества, не обращая внимания

* В английском тексте после слова «легитимизм» добавлено: «и сохранение status quo». Ред.

** В английском тексте слова «и просвещение» опущены. Ред.

*** В английском тексте в этой фразе вместо слов ««человеколюбивая» политика царя» напечатано: «мир взирал с недоверием или в лучшем случае с равнодушием на «человеколюбивую» политику царя», а слова «не достигала желаемых успехов» опущены. Ред.

35
ГЛАВА III

на Европу и даже на опасность европейской войны. Таково, очевидно, было мнение всей русской дипломатии. Но Александр был слабым и непостоянным человеком, наделенным большим самомнением, и к тому же мистиком и романтиком; он напоминал «grec du Bas- Empire»* (как называл его Наполеон) не только своей хитростью и лицемерием, но также нерешительностью и отсутствием энергии. Легитимизм он стал воспринимать всерьез, и греческие повстанцы ему уже надоели. Бездеятельный и в то время, при отсутствии железных дорог, почти неуловимый, путешествовал он по югу, около Таганрога. Внезапно пришло сообщение о его смерти. Поговаривали об отравлении. Уж не устранила ли дипломатия сына таким же образом, как некогда отца? Во всяком случае, умер он для нее как нельзя более кстати.

В лице Николая вступил на престол такой царь, лучше которого дипломатия и желать не могла: посредственный человек с кругозором взводного командира**; для него внешняя сторона власти была превыше всего и ради нее он готов был пойти на все. Теперь стали действовать более решительно и довели дело до войны с Турцией, избежав вмешательства со стороны Европы. Англию - либеральными фразами, а Францию - вышеупомянутыми обещаниями склонили к тому, что и та и другая, соединив свои флоты с русским, 20 октября 1827 г., вопреки состоянию мира, напали на турецко-египетский флот при Наварине и уничтожили его48. Англия, правда, вскоре отошла от союза, но бурбоновская Франция осталась верна России. В то время как царь объявил войну туркам и его войска 6 мая 1828 г. перешли Прут, 15000 французских солдат готовились к отплытию в Грецию, где они и высадились в августе - сентябре того же года. Для Австрии это было достаточным предостережением, чтобы не атаковать русских во фланг во время их наступления на Константинополь: последствием таких действий была бы война с Францией, и тогда вступил бы в силу русскофранцузский союз, предусматривавший завоевание Константинополя для одного из союзников и левого берега Рейна - для другого.

Дибич продвинулся, таким образом, до Адрианополя, но там он попал в такое положение, что ему пришлось бы спешно отступить обратно за Балканы, если бы турки продержались

* - «грека времен Восточной Римской империи», византийца. Ред.

** В английском тексте вместо слов «посредственный человек с кругозором взводного командира» напечатано: «самодовольный, посредственный человек, чей кругозор никогда не превосходил кругозора офицера ротного масштаба, человек, который жестокость ошибочно принимал за проявление энергии, а прихоть и упрямство за выражение силы». Ред.

36
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

еще каких-нибудь две недели. У него было только 20000 человек, четвертая часть которых болела чумой. Тогда в качестве посредника выступило прусское посольство в Константинополе и склонило турок к миру посредством ложного сообщения об угрожающем, в действительности же совершенно неосуществимом наступлении русских. Этим оно помогло русскому полководцу выйти, как говорит Мольтке, «из такого положения, которому достаточно было продлиться еще, пожалуй, несколько дней, чтобы он оказался сброшенным с высоты победы в пучину гибели» (Мольтке. «Русско-турецкая кампания», стр. 390)49.

Во всяком случае, мир принес Российской империи устья Дуная, часть территории в Азии и новые предлоги для постоянного вмешательства в дела Дунайских княжеств50. Последние с этого момента вплоть до Крымской войны служили в качестве «karczma zajezdna»* для русских войск; лишь изредка в течение этого периода княжества были свободны от них.

Прежде чем удалось использовать эти преимущества для дальнейших целей, разразилась июльская революция51. Теперь русским агентам пришлось на некоторое время припрятать свои либеральные фразы; речь шла в данном случае лишь о защите «легитимизма». Был уже подготовлен поход Священного союза против Франции, как вдруг вспыхнуло польское восстание, которое в течение целого года держало Россию под угрозой; так Польша вторично ценой самопожертвования спасла европейскую революцию52.

Я не буду останавливаться на русско-турецких отношениях в период 1830-1848 годов.

Важным в этих отношениях было то, что России представилась возможность впервые выступить в качестве защитницы Турции от ее мятежного египетского вассала Мухаммеда-Али, послать к Босфору 30-тысячное войско для защиты Константинополя и посредством Ункяр- Искелесийского договора фактически установить на Целый ряд лет русское господство над Турцией53; далее, ей удалось затем в 1840 г. вследствие предательства Пальмерстона в одно мгновение превратить угрожающую ей европейскую коалицию в коалицию против Франции54, и наконец, она сумела подготовить аннексию Дунайских княжеств посредством непрерывной оккупации, эксплуатации крестьян**, а также переманиванием на свою сторону бояр при помощи «Reglement organique»55 (см. Маркс,

* В английском тексте после слов «karczma zajezdna» Напечатано: «(трактира)». Ред.

** В английском тексте вместо слов «эксплуатации крестьян» напечатано: «размещения своих солдат на постой среди крестьян». Ред.

37
ГЛАВА III

«Капитал», т. I, гл. VIII)*. В основном же этот период был посвящен завоеванию и русификации Кавказа, что удалось, наконец, осуществить лишь в результате двадцатилетней борьбы.

Тем временем царскую дипломатию постигла тяжелая неудача: когда 29 ноября 1830 г. великий князь Константин был вынужден бежать из Варшавы от польских инсургентов, в руки последних попал весь его дипломатический архив, подлинные депеши министра иностранных дел** и официальные копии всех важных депеш послов. Весь механизм русской дипломатии 1825-1830 гг. был раскрыт***. Польское правительство переслало эти депеши через графа Замойского в Англию и Францию, и по указанию английского короля Вильгельма IV они были в 1834 г. опубликованы Давидом Уркартом в «Portfolio»57. Этот «Portfolio» до сих пор остается одним из главных и во всяком случае самым достоверным источником для истории тех интриг, посредством которых царизм стремится перессорить между собой западноевропейские страны, чтобы в результате этих раздоров подчинить их всех своему господству.

Русская дипломатия не только без вреда, но и с прямой выгодой для себя выдержала уже так много западноевропейских революций, что, когда разразилась февральская революция 1848 г., она могла приветствовать это как чрезвычайно благоприятное для нее событие. Революция перекинулась в Вену, не только устранив главного противника России, Меттерниха, но и пробудив от спячки австрийских славян - этих возможных союзников царизма; она охватила Берлин и тем самым излечила снедаемого жаждой деятельности, но совершенно беспомощного Фридриха-Вильгельма IV от его страстного желания стать независимым от России. Что могло быть более благоприятным? Россия была гарантирована от всякой заразы, а в Польше были расположены столь значительные силы, что она не могла и пошевельнуться. А как только революция распространилась и на Дунайские княжества58, русская дипломатия получила то, чего хотела, - предлог для нового вторжения в Молдавию и Валахию, чтобы восстановить там порядок и еще более укрепить там русское господство.

* В английском тексте вместо слов, напечатанных в скобках, дано следующее подстрочное примечание: «Кодекс для сельского населения, отдававший в распоряжение бояр - местной земельной аристократии - большую часть рабочего времени крестьянина, да к тому же без всякого вознаграждения. Подробнее см. Карл Маркс, «Капитал», гл. X, стр. 218-222 английского издания»56. Ред.

** - Нессельроде. Ред.

*** В английском тексте эта фраза дана в следующей редакции: «Весь механизм русской дипломатии и все интриги, которые она плела в 1825-1830 гг., были раскрыты». Ред.

38
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

Но этого мало. Австрия, самая упорная, самая непреклонная противница России на границах Балканского полуострова, была приведена на край гибели восстанием в Венгрии и Вене.

Победа венгров означала, однако, новый взрыв европейской революции, а наличие большого числа поляков в венгерской армии служило гарантией того, что на этот раз революция не остановилась бы на польской границе. Поэтому Николай разыграл великодушие. Он приказал своим войскам вторгнуться в Венгрию, подавил превосходящими силами венгерскую армию и закрепил тем самым поражение европейской революции. А когда Пруссия все еще пыталась воспользоваться революцией для того, чтобы разорвать Германский союз и подчинить, по крайней мере, мелкие северогерманские государства прусской гегемонии, Николай вызвал ее и Австрию к себе на суд в Варшаву и вынес решение в пользу Австрии59. В благодарность за свою многолетнюю покорность России Пруссия была позорно унижена, когда она на одно мгновение обнаружила слабые поползновения к сопротивлению. Шлезвиггольштейнский вопрос Николай также решил не в пользу Германии и назначил наследником датского престола Кристиана Глюксбургского, убедившись предварительно в его пригодности для целей царизма60. Не только Венгрия, вся Европа лежала у ног царя, и это было прямым следствием революции. И разве не вправе была русская дипломатия втайне восторгаться революциями на Западе?

Но февральская революция была, тем не менее, первым похоронным звоном по царизму.

Мелкая душонка ограниченного Николая не могла прийти в себя от возбуждения, вызванного этой незаслуженной удачей; он слишком торопился с продвижением к Константинополю; разразилась Крымская война; Англия и Франция пришли на помощь Турции, а Австрия горела желанием d'etonner le monde par la grandeur de son ingratitude*. Ибо Австрия знала, что в благодарность за военную помощь в Венгрии и за вынесенное в Варшаве решение от нее ждут нейтралитета или даже поддержки русских завоеваний на Дунае, а это было равносильно окружению границ Австрии Россией от Кракова до Оршовы и Землина. И на этот раз Австрия, - чего с ней почти никогда не случалось, - посмела иметь собственное мнение.

Крымская война была единственной в своем роде колоссальной комедией ошибок, когда постоянно спрашиваешь себя: кто

* - удивить мир величием своей неблагодарности (выражение, приписываемое главе австрийского правительства Щварценбергу в связи с враждебным России поворотом в австрийской политике.). Ред.

39
ГЛАВА III

же тут обманут? Но эта комедия стоила несметных затрат и свыше миллиона человеческих жизней. Едва только первые отряды войск союзников высадились в Болгарии, как австрийцы вступили в Дунайские княжества, а русские отступили за Прут. Таким образом, Австрия вклинилась на Дунае между обеими воюющими сторонами; дальнейшее ведение войны в этом районе возможно было только с ее согласия. Но Австрия нужна была для войны на западной границе России. Австрия знала, что Россия никогда не простит ей этой ее черной неблагодарности; поэтому она готова была присоединиться к союзникам, но только для серьезной войны, ведущейся с целью восстановления Польши и значительного перенесения назад западной границы России. Такая война неизбежно вовлекла бы в союз и Пруссию*, через территорию которой Россия получала все свои ввозимые припасы; европейская коалиция блокировала бы Россию с суши и с моря и обрушилась бы на нее с такими превосходящими силами, что победа была бы несомненной.

Но это вовсе не входило в расчеты Англии и Франции. Наоборот. Обе они были довольны тем, что образ действий Австрии избавлял их от опасности серьезной войны. То, чего желала сама Россия, - чтобы союзники направились в Крым и основательно там застряли, - было предложено Пальмерстоном, и за это с радостью ухватился обеими руками Луи-Наполеон.

Продвигаться из Крыма в глубь России было бы стратегическим безумием. Таким образом, война была благополучно превращена в войну показную, что удовлетворяло всех ее главных участников. Однако царь Николай не мог долго мириться с тем, что неприятельские войска прочно обосновались на окраине его империи на русской земле; для него показная война вскоре снова стала войной серьезной. Но если это место было наиболее благоприятным для показной войны, то для серьезной войны оно было наиболее опасным. То, что составляет силу России при обороне, - огромная протяженность ее редко населенной, бездорожной и бедной ресурсами территории, - обернулось против самой же России, как только Николай сосредоточил все свои военные силы в одном пункте периферии - в Севастополе. Южнорусские степи, которые должны были стать могилой вторгшегося неприятеля, стали могилой русских армий, которые Николай со свойственной ему жестокой и тупой беспощадностью гнал одну за другой в Крым вплоть до середины зимы. И когда последняя, наспех собранная, кое-как снаряженная и нищенски снабженная

* В английском тексте эта фраза дана в следующей редакции: «Такая война сделала бы невозможным нейтралитет Пруссии». Ред.

40
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

продовольствием армия потеряла в пути около двух третей своего состава - в метелях гибли целые батальоны, - а остатки ее оказались неспособными к сколько-нибудь серьезному наступлению на врага, тогда надменный пустоголовый Николай жалким образом пал духом и, приняв яд, бежал от последствий своего цезаристского безумия.

Условия мира, которые поспешно заключил его преемник*, были весьма мягкими61. Но тем значительнее были последствия войны для внутреннего положения страны. Чтобы самодержавно господствовать внутри страны, царизм должен был быть более чем непобедимым за ее пределами; ему необходимо было непрерывно одерживать победы, он должен был уметь вознаграждать безусловную покорность своих подданных шовинистическим угаром побед, все новыми и новыми завоеваниями. А теперь царизм потерпел жалкое крушение, и притом в лице своего внешне наиболее импозантного представителя; он скомпрометировал Россию перед всем миром, а вместе с тем и самого себя - перед Россией. Наступило небывалое отрезвление. Колоссальные жертвы, понесенные в войне, слишком глубоко взволновали русский народ, царю приходилось слишком часто взывать к его преданности, чтобы можно было сразу же вернуть народ к прежней пассивности и механической покорности. Ведь постепенно и Россия развивалась как в экономическом, так и в духовном отношении; рядом с дворянством зарождался другой просвещенный класс - буржуазия. Словом, новый царь вынужден был прикидываться либералом, но на этот раз внутри страны. А тем самым было положено начало внутренней истории России, движению умов среди самой нации и отражению этого движения - общественному мнению, пусть еще очень слабому, но все больше приобретающему значение и все меньше позволяющему себя игнорировать. Таким образом, у царской дипломатии появился враг, который должен с ней покончить. Ибо подобного рода дипломатия возможна лишь до тех пор, пока народ остается совершенно пассивным, не имеет другой воли, кроме воли правительства, и призван только поставлять солдат и платить налоги для осуществления целей, преследуемых дипломатами. Но поскольку в России началось внутреннее развитие, а вместе с тем и внутренняя борьба партий, завоевание конституционной формы, при которой эта борьба партий может вестись, не вызывая насильственных потрясений, является лишь вопросом времени. Но тогда и прежняя русская завоевательная политика станет делом прошлого:

* - Александр II. Ред.

41
ГЛАВА III

в ходе борьбы партий за власть дипломатия утратит свою неизменную и постоянную цель, безоговорочное распоряжение силами нации окажется невозможным, - Россия попрежнему останется трудно доступной и сравнительно столь же слабой в наступлении, но во всех прочих отношениях она станет такой же европейской страной, как и другие, и специфическая сила ее прежней дипломатии будет подорвана навсегда.

La Russie ne boude pas, elle se recueille*, - сказал после войны канцлер Горчаков62. Он и сам не знал, как справедливы его слова. Он говорил только о дипломатической России. Но неофициальная Россия тоже сосредоточивалась. И в этом сосредоточении (recueillement) ей оказывало поддержку само правительство. Война доказала, что даже из чисто военных соображений Россия нуждается в железных дорогах и крупной промышленности. И правительство принялось выращивать класс русских капиталистов. Но такой класс не может существовать без пролетариата, а для того, чтобы создать элементы последнего, пришлось провести так называемое освобождение крестьян; личную свободу крестьянин оплатил передачей дворянству лучшей части своего земельного владения. Той земли, которая у него осталась, было слишком много, чтобы умереть, но слишком мало, чтобы существовать. Следовательно, в то время как русская крестьянская община** была подорвана в корне, развитие новой крупной буржуазии всячески поощрялось посредством привилегий железнодорожным компаниям, покровительственных пошлин и других льгот; благодаря этому в городе и в деревне началась настоящая социальная революция, которая уже не давала успокаиваться пришедшим в движение умам. Появление молодой буржуазии нашло свое отражение в либерально-конституционном движении, а зарождение пролетариата - в движении, которое обычно называют нигилизмом. Таковы были действительные результаты «recueillement» России.

Между тем дипломатия, по-видимому, еще не замечала, какой противник возник у нее внутри страны. Напротив, за пределами страны, как казалось, она одерживала победу за победой. На Парижском конгрессе 1856 г. Орлов играл главную роль, которой домогались многие***; вместо того чтобы приносить жертвы, он добился новых успехов; военные права на

* - Россия не сердится, она сосредоточивается. Ред.

** В оригинале русское слово, написанное готическими буквами; в английском тексте это слово написано латинскими буквами со следующим подстрочным примечанием: «Самоуправляющаяся коммуна русских крестьян». Ред.

*** В английском тексте конец этой фразы дан в следующей редакции: «Орлов был центральной фигурой и играл руководящую роль». Ред.

42
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА РУССКОГО ЦАРИЗМА

море, на которые претендовала Англия и которые со времен Екатерины оспаривались Россией, были окончательно аннулированы и был заключен русско-французский союз против Австрии63. Этот союз вступил в действие в 1859 г., когда Луи-Наполеон решил отомстить Австрии за Россию. Последствий русско-французской сделки, которая тогда была разоблачена Мадзини и согласно которой, в случае продолжительного сопротивления Австрии, одного из русских великих князей предполагалось выставить кандидатом на трон независимой Венгрии, - этих последствий Австрия избежала благодаря быстрому заключению мира. Но со времени 1848 г. народы постоянно расстраивали происки дипломатии. Италия стала независимой и единой вопреки воле и царя, и Луи-Наполеона64.

Война 1859 г. встревожила также и Пруссию. Она почти удвоила численность своей армии и поставила у кормила правления человека, который мог помериться силами с русской дипломатией по крайней мере в одном отношении: в полной неразборчивости в выборе средств. Этим человеком был Бисмарк. Во время польского восстания 1863 г. он с театральным жестом принял сторону России против Австрии, Франции и Англии и сделал все, чтобы обеспечить победу России65. Этим он добился отказа царя от его обычной политики в шлезвиг-гольштейнском вопросе; с царского дозволения герцогства были в 1864 г. отторгнуты от Дании66. Затем последовала австро-прусская война 1866 года; и тут царю опять представился случай порадоваться новому наказанию Австрии, а также росту могущества Пруссии - этого единственного вассала, сохранившего еще верность даже после пинков 1849-1850 годов.

Война 1866 г. повлекла за собой франко-прусскую войну 1870 г., и царь снова встал на сторону своего прусского «молодца дяди»*, он держал Австрию под непосредственной угрозой и таким образом лишил Францию единственного союзника, который мог бы спасти ее от полного разгрома. Но так же, как Луи Бонапарт в 1866 г., так и Александр в 1870 г. оказался обманутым вследствие быстрых успехов немецкого оружия. Вместо затяжной войны, до предела истощающей обе воюющие стороны, последовали быстрые удары, в результате которых в течение пяти недель бонапартистская империя была ниспровергнута, а ее армии отправлены в Германию в качестве военнопленных.

* В оригинале русское выражение, написанное готическими буквами; в английском тексте оно написано латинскими буквами со следующим подстрочным примечанием: «Молодец дядя [Uncle's a brick] - обычное восклицание Александра II при получении им телеграмм от Вильгельма, извещавших о победах». Ред.

43
ГЛАВА III

В то время в Европе было только одно место, где правильно понимали создавшееся положение: это был Генеральный Совет Международного Товарищества Рабочих. 9 сентября 1870 г. он выпустил воззвание67, в котором проводилась параллель между войной 1866 г. и войной 1870 года*. Война 1866 г., говорилось в воззвании, велась с согласия Луи-Наполеона, но достаточно было побед Пруссии и усиления ее мощи, чтобы Франция тотчас же заняла враждебную позицию по отношению к Пруссии. Точно так же новые успехи в 1870 г. и связанное с ними новое усиление прусско-германской мощи принудят русского царя стать во враждебные отношения с Германией, хотя во время войны он и оказывал Германии дипломатическую поддержку. Необходимой предпосылкой преобладающего влияния России на Европу является ее традиционное верховенство над Германией, которое теперь было подорвано. В тот момент, когда в самой России революционное движение начинает становиться грозной силой, царь не может допустить такую потерю своего престижа вне страны. И если теперь еще Германия аннексией Эльзас-Лотарингии принудит Францию броситься в объятия России, то она должна будет либо сделаться явным орудием русских завоевательных планов, либо же после короткой передышки начать готовиться к войне одновременно и против России и против Франции, - к войне, которая легко может перерасти в расовую войну против объединенных славянской и романской рас.

Новая Германская империя оказала России услугу, отторгнув Эльзас-Лотарингию от Франции68 и тем самым действительно толкнув Францию в объятия России. Царская дипломатия оказалась теперь в завидном положении; она сумела поставить в зависимость от России обе страны, и Францию и Германию, которые стали вследствие этого отторжения смертельными врагами. И этим благоприятным положением она снова воспользовалась для наступления на Царьград, для объявления войны Т

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС

ТОМ 22

ПРЕДИСЛОВИЕ

ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА

РУССКОГО ЦАРИЗМА

К. МАРКС
и
Ф. ЭНГЕЛЬС

К. МАРКС
и
Ф. ЭНГЕЛЬС

ТОМ
22